еле слышно прошептала Русалка.
– Да ну-у-у-у! – непритворно восхитилась царевна («И сколько же этих мигрантов сказочных у нас уже», – попутно закралась в ее голову мысль, но ее тут же унесло ветром на задворки сознания с тем, чтобы царевна могла подумать об этом завтра).
– Уж не знаю, чем ты там у своих провинилась, голубушка, и за что тебя за тридевять земель послали в ссылку, да и про визу спрашивать не буду (а не помешало бы!). Есть один только вопрос у меня, и советую на него ответить, не задумываясь и всю правду: Ты что, белены объелась, у самой Хозяйки Мастера на все руки уводить?
Русалка опешила и с целую минуту разевала рот как рыба, испуганно глядя на спокойную Василису.
– А… как… же… Ваше высочество… величество… превосходительство… сиятельство…
– Довольно! – отрезала довольная своим удачным наездом Василиса. – Данилу мне на разговор подними-ка.
Поспешила ундина исчезнуть в ледяной пучине, и через минуту на берегу стоял парень в белой косоворотке, перепоясанной кушаком, в синих штанах и в юфтевых сапожках. Был он не то что бы пригож, но ладен собой. С кудрей его русых вода не стекала, да и одежда была не промокшей. Стоял он перед царевной вроде как в морозном сиянии, и не холодно ему не было, ни зябко, ни страшно.
– Так вот ты какой, Данила-Мастер, – окинула его оценивающим взглядом Василиса, заинтригованная рассказом подруги.
Тот поклонился ей в ответ, однако слова не молвил, лишь брови сошлись над переносицей, да губы плотнее сжались.
– Не собираюсь тебя возвращать Хозяйке – вижу: по доброй воле ты у Русалки заморской.
И вновь промолчал парень, даже глазом не моргнул.
– Однако понимать я должна, по каким резонам такой ценный специалист в импортные объятия кинулся, понимаешь ведь меня? Знаешь, что в моей власти тебя в руки Лешему отдать, а интер-русалочку твою депортировать? – мягко пригрозила царевна Василиса Додоновна по прозвищу «Рассудительная», любимая и единственная царская дочь.
На этот раз дрогнул Данила, лицо из суровой маски превратилось в детское обличье, и упал он перед Василисой на колени:
– Помилуй, матушка (Василиса при словах этих недовольно фыркнула, но промолчала)! Знаешь ведь ты подругу свою – Хозяйку Медной горы. О такой женщине только мечтать можно, любви такой добиваться – за счастье! Творить для нее – не повинность, удовольствие для мужчины! Только ведь Цветок, что для нее я создал – это душа моя, которую она забрала, это кровь, которую она из меня выпила! И теперь этот Цветок с ней навсегда! А меня рядом с ней нет, потому что во мне пустота кромешная. Я смотрю на нее, а она сквозь меня смотрит на Цветок. И нет во мне любви к ней больше, перешла она вся в камень, что ей по сердцу!
Нахмурилась Василиса, отвернулась от Данилы. Помолчала, холодно спросила:
– А что ж, Русалка заморская – душа заблудшая-неприкаянная, лучше ль моей подруги –