и её превращение, переход к новой, другой форме. Из-за этого в массовой информации формальное не вызревает через форму «обычной» информации.
В конце концов не столь уж велика беда, если в законе забыли «нарядить» «обычную» информацию в её форму. Ситуация приобретает особую остроту от того, что формальное находят возможным не принимать в расчёт в целях «освобождения», полного освобождения предмета. Массовую информацию постарались «освободить» до невозможного – когда форме в ней уже не находится места и она исчезает. Остаётся «чистая» информация в том бестелесном и отвлечённом значении, какое сопряжено со словом «ничто». Тут, конечно, массовая информация уже и не может являться формой товара, а значит и – быть товаром. Поскольку же такое положение абсурдно, то остаётся больше выпячивать свободу массовой информации уже как сверхнеобыкновенное достояние новейшей современной демократии, называть продукцию тиражами и доходить до многих других подобных нелепостей.
Упомянутая ст.42 конституции, между прочим, особенно любопытна ещё тем, что это единственное в правовой российской литературе место, где право на «обычную» информацию в её конкретном обозначении предоставлено де-юре. Больше того, там подчёркнуто, что в отношении окружающей среды информация должна быть достоверной. В таком её качественном «исполнении» она безоговорочно всегда и повсюду воспринимается как сущее благо, достигнутое будто бы чьими-то очень энергичными и безусловно правильными действиями в рамках демократических или иных столь же нужных обществу преобразований.
Детальное рассмотрение этой нормы не может не привести к выводу, что хотя из неё также выглядывает лоббистский знак, но чиновничье рвение здесь можно, пожалуй, даже не осуждать, – настолько всё тут невинно. И право само по себе, и достоверность – вещи хорошие, а, записанные в конституции, они – хороши вдвойне. По этой причине ошибочное в норме практически неразличимо. А оно-то состоит всего лишь в невозможности правового контроля над предоставлением информации и её достоверностью. – Нужны были бы неимоверные усилия государства, а также, возможно, и общественности, чтобы справиться с такой задачей, и в целом эти усилия ничего бы не дали. Ведь если говорить о тех же сведениях по части окружающей среды, то их можно предоставить кому-то или всему обществу не все из имеющихся, а – не полностью. А что бы значило предоставлять их достоверными? Кто стал бы определять их соответствие этому как будто бы желательному качеству?
«Как будто» – потому что нашлись бы, наверное, люди, которые вправе считать некоторые достоверные сведения малодостоверными или недостоверными полностью.
Из-за такой «нарастающей» неопределённости «обычная» информация, даже взятая в конкретном виде и «в достоверности», не может быть предназначаема к употреблению через право на неё. Это право существует как идеал, но на самом деле его не может быть. Что и видно из конституции, где в целом право на информацию не установлено. Когда же пытаются его «разрабатывать»,