край юбки или пояс брюк, и также изящно другая ножка скользит по первой и становится рядышком на носок…. Она была в простом, скромном белом бюстгальтере с небольшим кружевом по краю бретелек и незамысловатым рисунком в виде бесцветного выпуклого орнамента на чашечках. В белых с розовым оттенком трусиках, немного прозрачных, дававших увидеть туманное очертание того, что они должны скрывать. Чуть выцветшая неброская фиалка на бело-розово-туманном завершала эту женскую композицию. Он расхохотался, воодушевлённый её смелостью, и стал стягивать свою спецодежду.
– Чёрт возьми! – прокричал он. – Если бы кто знал, как я ненавижу эту спецовку. Просто-таки до мозга костей, каждой своей клеточкой, каждым ядром клеточки. Эти безвкусные нашивки с эмблемами, эти функциональные карманчики. Господи, как же я соскучился по нормальной одежде, как давно не видел элегантных людей, не в мешковидном, однообразном тряпье, а в платьях и костюмах…
Она хихикала над тем, как он неуклюже возится со своим комбинезоном и так забавно ворчит.
– В платьях? – переспросила она.– А такие заношенные трусики тебя не смущают? – Она кончиком пальца немного оттянула в сторону резинку, от чего в груди мужчины забилось быстрей.
– О! Нисколько. Я не видел элегантнее наряда. – Наконец, покончив с процедурой разоблачения, он скомкал ненавистную спецовку и отбросил подальше от себя.
Она улыбалась. Её волосы развевал ветерок. А бледное, давно не знавшее жарких ультрафиолетовых лучей тело таким по-детски нежным казалось под тропическим солнцем.
– Вот я выгляжу нелепо, это точно, – оправдывая своё смущение, пробурчал он, – в этих чёрных, просторных трусах. Какой-то идиотский контраст!
– Брось ты, что за вздор, – снова захихикала она. – Обычная униформа, утверждённая…
– Вот именно, – согласился он, – униформа.
– А где же пальмы? – оглянулась она.
– Действительно. Тоже ищу, ищу и не нахожу. Видимо, не доложили в комплект.
И они засмеялись и долго смеялись над его шуткой, глядя друг другу прямо в глаза. Она протянула ему руку, предлагая взяться за руки, и они побрели вдоль кромки океана, омывающей их ноги прохладной волной. Какие тонкие и хрупкие пальцы у неё; чудится, сожми их чуточку сильнее…. Он мог бы бесконечно чувствовать в своей ладони ладонь этой женщины. Всё в нём ликовало и трепетало при одной только мысли, что их пальцы переплелись. Он ждал этого всю свою сознательную жизнь, и смерть в эти минуты не казалась ему чем-то горестным и трагичным, а чем-то вроде платы за то, что он идёт навстречу горизонту и боится сжать ладонь чуточку сильнее…
Такой странный этот мир имитации, никогда не мог понять, как после загрузки небольшая комнатка становится таких колоссальных размеров. Они молчали и шли, шли и шли. О чём думал каждый, быть может, ни о чём.
– Знаешь, – произнесла она, – в далёком детстве я уже была здесь.
Он вопросительно посмотрел на неё.
– Да, – продолжала она. – Мы жили вон там, – она указала рукой и пояснила: – в нескольких километрах отсюда. Вот также одиноко