и казались восковой подделкой. Задохнувшись, он остановился и сел на песок.
– Ай-я-яй! – донеслось издалека, – как не стыдно, ты же у нас спортсмен. – Она возвращалась, и звонкий смех разливался и летел вслед за нею. – Пошли, пошли купаться, – тянула она его за руку. – Не ленись. Я знаю, ты всегда был лентяем…
Давно забытый восторг – с разбегу вбежать в воду, ворваться, словно обдаваемый взрывом брызг, в тугую плоть океана и плыть, плыть, плыть… Она играла, безумствовала в воде, ныряя и наскакивая на него, заливаясь безудержным смехом. От каждого прикосновения её тела он испытывал небывалое возбуждение, казалось, каждый дюйм его самого стал настолько чувствительным, что мог переживать восхищение близости независимо. Он никогда ещё не был так близок, и не верил своему счастью.
– Обними меня, мне холодно, – сказала она, когда они вышли и сели рядышком.
Он обнял её одной рукой и прижал к себе. Они оба дрожали, но ему не было холодно: его била нервная дрожь. Он верил и не верил, что вот так просто может обнимать её и ощущать, что может быть с нею.
– А я тебя люблю с тех пор. – От такого внезапного признания он вздрогнул, и кровь зашумела в его голове, – как брата, – пояснила она. У меня никогда не было братьев, и ты сразу стал моим любимым братиком. Ты всегда был такой заботливый. А я неблагодарная. Нет-нет, не спорь, я неблагодарная. Я даже не поинтересовалась, как ты жил после того, как мы расстались. Сколько нам было тогда?
– Шестнадцать лет, – тихо ответил мужчина; эмоциональный всплеск сменился грустным разочарованием, когда она произнесла «как брата», и он, уныло отвернувшись, скрыл от неё скатившуюся по щеке слезу.
А она, словно издеваясь над ним, говорила с каким-то безразличием. Ели же он принимал усталость её за безразличие.
– Но никогда не поздно, ведь так? Как ты всё-таки жил после…
– Нормально, – нехотя произнёс он.
– А у тебя были женщины?
– Были, – пробурчал он.
– Много?
– Достаточно, – солгал мужчина, ему почему-то стало необъяснимо стыдно. Как признаться в том, что у него не было ни одной женщины? Он был верен ей, и пронёс эту верность сквозь всю жизнь. Единственной женщиной для него была она, недоступная и всегда желанная. Другие меркли, и изменить своей мечте он ни на мгновение не мог и счел бы возможность измены за святотатство, за вероломное осквернение храма, за надругательством над божеством.
– А у меня был только один мужчина – мой муж.
– И ты его любишь? – Легкий океанский бриз, солоноватый и освежающий, быстро сушил скупые слёзы и приносил в мужскую душу спокойную отрешенность. Но всё же что-то на глубине её, ёрзающие и тревожное, не умолкало и твердило о надежде…
– Любила, – поправила она.
– Сильнее меня? – сорвалось с его губ.
– Разве можно сравнивать? – Прикрыв глаза и положив голову на плечо мужчины, сквозь зевоту сказала она. – Разве можно сравнивать брата и мужчину, которому ты принадлежишь…
Последние