дождь проливной. Холод. Ночь.
Непролазная слякоть.
Дальнобои проносятся вдаль
– только ветры шумят!
В обреченной России давно
разучилась я плакать.
Только веру в Христа не отнять у меня, не отнять.
Ты послушай, дитя мое, песню о Деве Марии,
Как она пробиралась в Египет
с младенцем-Христом.
Подрастешь – свою грешницу-
мать и пойми, и прости, и —
Нас укроет с тобой Богородица
светлым крылом.
Под ногами колючим хребтом вырастают отроги.
Вновь младенца кормить по-над морем,
у голой скалы.
Впереди – все дороги, раскислые злые дороги,
Позади – знойный Крым,
и Кавказ, и степей ковыли…
Разверну у обочины – карту путей пилигримов:
Эти тонкие нити уводят на жаркий Восток!
А меня впереди ждут развалины Третьего Рима,
Византии ушедшей последний
– чуть видный! – росток!
2
Как суровые дуют ветра, с непогодою споря!
И пещера в расщелине скал
– неуютным жильем…
Колыбельные я напевала
– так нежно! – у моря.
Ох, дорога, дорога,
мой вечный скитальческий дом.
Развернется опять утомленною лентой дорога.
Но свобода, свобода – вот слово милее всего!
Не имея иконы, я звездам молилась как Богу —
Эти тысячи глаз в небесах
– лишь Единое Око Его!
Пощади и помилуй, Господь!
Не меня – так младенца!
Не его в том вина,
что цветком придорожным рожден…
Кабы знать нам, когда упадем,
– то подбросили б сенца…
Будет тысячу лет длиться этот безрадостный сон.
Снова дождь проливной. Холод. Ночь.
Непролазная слякоть.
Дальнобои проносятся вдаль
– только ветры шумят…
В обреченной России давно
разучилась я плакать.
Только веру в Христа
не отнять у меня, не отнять.
Проповеднику
Проповедует твёрдо священник
о пламенной вере,
Что бесстрашно вела христиан
все века на костер.
Отдаю свое сердце Христу
– лишь Христу!
– в полной мере,
Устремляясь ко свету Его
– через мрак и позор.
Но когда же душа над страстьми,
над страстьми будет править,
Чтоб желанный покой воцарился?
Телесное – в прах!
Укрепи мое сердце порочное,
в хрупкой оправе
Закалившейся веры
– в твоих вдохновенных речах!
Помоги умягчить затвердевшую душу слезами,
Укажи на застрявшее в оке незрячем бревно!
Но, быть может, моими слепыми
– от боли – глазами
Мне сегодня – незримое
– больше