еще выступал Сергей Лемешев, которого без преувеличения называли лучшим тенором Большого, неподражаемая Галина Вишневская, Евгений Кибкало с его мягким, ласкающим баритоном и другие оперные певцы, от великого искусства которых у меня просто шла голова кругом.
Это великое действо в Большом завораживало и не отпускало. Но не только затягивало в свои сети, но и заставляло стремиться к чему-то более грандиозному, чем расставлять декорации или участвовать в выгородках. Мы были молоды и дерзки, мы – это рабочие из бутафорского цеха. Мы быстро разучивали арии и распевались везде, где только пустовало помещение. И у нас неплохо получалось! Настоящей моей гордостью была опера «Война и мир», которую я мог исполнить всю по памяти. Хотя, несмотря на то что я в силу своих молодецких амбиций был о себе высокого мнения, я прекрасно помнил, куда могут привести эти исключительно самостоятельные занятия – в никуда. Тем более настала очередь решать, буду ли пытаться еще раз поступать в ГИТИС и если да, то мне необходима уже профессиональная подготовка.
Когда я пришел в Дом творчества, тот, который находился на Малой Бронной, меня определили к сухонькой, уже пожилой женщине Надежде Александровне Казанской, бывшей оперной певице. После занятий мы часто оставались с нею, и она рассказывала мне о своей жизни. Так я узнал, что, оказывается, ее учитель был когда-то учеником великого маэстро Камилло Эверарди, который воспитал целое поколение выдающихся русских певцов. Среди них был, кстати, и Дмитрий Усатов, который давал уроки и Федору Шаляпину, причем бесплатно.
Услышав эти истории, которые так или иначе, но вели к великому оперному искусству, я сразу подумал, что это судьба – неспроста я попал к Надежде Александровне.
За год, по признанию моей преподавательницы, мой голос стал намного увереннее и окреп. «Хороший баритон», – твердили мне вокруг, и я был доволен.
Год пролетел стремительно, я работал в Большом театре, занимался в Доме творчества, готовясь к вступительным экзаменам в ГИТИСе. Теперь я был уверен, что если не с легкостью, то уж точно без лишних волнений поступлю в вуз. Во-первых, у меня была своя аккомпаниаторша, с которой я привык работать, а во-вторых, мне казалось, что я бе-зупречно разучил арию Демона из одноименной оперы.
Перед вступительными экзаменами я практически не волновался, мне уже было всё знакомо. Накануне предстояла последняя репетиция. Я мчался на Малую Бронную, не замечая дождя, который косо и редко хлестал меня по лицу. Влетел в класс, сразу к инструменту:
– Начинаем? Я готов!
Ответом мне послужила тишина. Я недоуменно оглянулся на аккомпаниаторшу, она тихо произнесла:
– Лева, ты только не расстраивайся. Я не смогу тебе аккомпанировать на экзаменах. Мне к дочери надо ехать. Срочно.
Легко сказать, не расстраивайся… К тому же, будучи еще наивным молодым человеком, я сразу решил, что это плохой знак и будет чудом, если я поступлю.
На следующий день,