остановилась: перелом шейного отдела позвонков. Даже тогда, в 16 лет, стало ясно, что жизнь моя проиграна. Не только спортивная, но и вообще – какая бы то ни была.
Но травматологи в Склифе так быстро с диагнозом не согласились и после обследования смягчили приговор – «ущемление позвоночного нерва», который давал существенные шансы на нормальную жизнь. Но все ужасы парализованного человека я испытал в полной мере.
Первое время в больнице мои ноги не реагировали ни на какие раздражители. Чувствительность возвращалась постепенно, откликаясь болью на желание подвигать, к примеру, большим пальцем ноги. А вот с руками дело обстояло сложнее. Десять дней я фактически был без рук. Эти дни, несмотря на уверения врачей, что вскоре функции и работоспособность восстановятся, я был в мрачном убеждении, что останусь «без рук». Это казалось для меня – молодого пацана, у которого жизнь только-только начинает набирать обороты, – приговором. И как же обрадовался, когда острая, с трудом переносимая боль дала знать, что и с руками у меня будет все в порядке. Я буквально ненавидел каждого, кто громко топает или чересчур шумно хлопает дверью, – любая вибрация молниеносно отдавалась в руках нестерпимой болью. Хотелось еще больше вжаться в больничную койку и не шевелиться, потому что, если даже вибрация отзывалась такой мукой, можете себе представить, что было, когда я пытался пошевелить пальцем. Но врачи настаивали, чтобы я каждый день упражнялся. Заставить себя было трудно. Родители и друзья принесли самые вкусные гостинцы и забили ими всю больничную тумбочку. И только это меня, вечно голодного, заставляло тянуться, выбирать, хватать, удерживать – такая своеобразная тренировка была мне по душе и помогала тренировать руки.
Эта физкультурная травма на протяжении всей моей жизни нет-нет да и даст о себе знать. Как привет из прошлого.
Последние дни в больнице были самыми мучительными, но уже не от боли, а от нетерпения, когда ощущаешь себя здоровым и полным рвущихся молодецких сил, а врачи еще «наблюдают». Но вот мне дают выписку, одна запись в которой перечеркивает все мои смелые и нескромные планы на жизнь. Не помню, конечно, дословно, но она означала, что о спортивной карьере, какой бы то ни было, мне придется забыть. А ведь я всерьез о ней помышлял.
Я не мог совсем забросить спорт, потому как без движения, определенной нагрузки не могу жить нормальной жизнью. Поэтому продолжал ходить на тренировки, но уже в любительском формате.
Интенсивность спортивных тренировок снизилась и опять образовалось много свободного времени, к которому я не привык.
В то время уже окончательно произошла мутация голоса, поэтому периодически я пробовал свои силы в пении, но самостоятельно, один, когда рядом никого не было. Мне опять захотелось петь, но где? Дома всегда кто-то был, да и мой юношеский баритон переполошил бы весь дом. Решение, как всегда, оказалось простым – пустующие после уроков классы как нельзя лучше подходили для распевок и разучивания песен. Подумал,