Джейн Эйр. Шарлотта Бронте

было больно слушать ее, и я не могла понять, откуда взялась эта смутная душевная боль. Окончив говорить, Элен часто задышала и закашлялась сухим, коротким кашлем. Я мгновенно забыла все огорчения, почувствовав острую тревогу за нее. Положив голову на плечо Элен, я обхватила ее руками, она прижала меня к себе, и мы долго сидели так молча. Спустя некоторое время в комнату кто-то вошел.

      Поднявшийся ветер разогнал тяжелые тучи, покрывавшие небо, и луна выплыла из-за них. Ее свет, проникая в комнату через окно, упал на нас и на приближавшуюся фигуру, в которой мы узнали мисс Темпл.

      – Я пришла, чтобы отыскать тебя, Джейн Эйр, – сказала она. – Я хочу пригласить тебя к себе. Элен Бернс может пойти с нами.

      Мы встали. Следуя за начальницей, мы прошли через целый лабиринт коридоров, поднялись по лестнице и вошли к ней в комнату. В камине горел яркий огонь, и комната выглядела очень уютно. Мисс Темпл усадила Элен Бернс в низкое кресло у камина, села по другую сторону и подозвала меня к себе.

      – Ты успокоилась? – спросила она, глядя мне в лицо. – Выплакала свое горе?

      – Я боюсь, что никогда не успокоюсь.

      – Почему?

      – Потому что меня несправедливо обвинили. И теперь все будут считать меня дурной.

      – Мы будем считать тебя такой, какой ты нам покажешь себя, дитя мое. Продолжай вести себя как хорошая девочка, и мы будем довольны тобой.

      – Правда, мисс Темпл?

      – Конечно, – ответила она, обнимая меня рукой. – А теперь скажи мне, кто эта дама, которую мистер Брокльхерст называл твоей благодетельницей?

      – Это миссис Рид, жена моего дяди. Мой дядя умер и оставил меня на ее попечении.

      – Значит, она не по собственному побуждению приняла тебя? – Нет, она была совсем не рада этому. Но мой дядя, как я слышала не раз от слуг, умирая, взял с нее обещание всегда заботиться обо мне.

      – Ну, Джейн, ты знаешь или узнаешь сейчас от меня, что преступник всегда имеет право сказать что-либо в свою защиту. Тебя обвинили в лживости – оправдайся передо мною, как умеешь. Скажи все, что сохранилось в твоей памяти как безусловная правда, но не прибавляй и не преувеличивай ничего.