грешные тела, но губите их бессмертные души!
Мистер Брокльхерст снова замолчал – должно быть, под наплывом чувств. В начале его речи глаза мисс Темпл были устремлены в пол, но теперь она смотрела прямо перед собой, и ее лицо, обыкновенно бледное как мрамор, как будто приняло так же неподвижность и холодность мрамора. Губы ее были крепко сжаты, на всем лице лежало выражение какой-то окаменелой суровости. Между тем мистер Брокльхерст, стоя у камина с заложенными за спину руками, величественно обозревал всю школу. Вдруг глаза его замигали, как будто что-то ослепило или поразило его зрачки, он повернулся к мисс Темпл и заговорил быстрее, чем говорил до сих пор:
– Мисс Темпл, мисс Темпл, кто, кто эта девочка с курчавыми волосами? Рыжие волосы, мисс Темпл, и курчавые – совершенно курчавые! – и, протянув палку, он указал на предмет, возбудивший его негодование, руки его дрожали от праведного гнева.
– Это Джулия Северн, – ответила мисс Темпл совершенно спокойно.
– Джулия Северн, сударыня! Но на каком основании у нее завиты волосы? Как она решается пренебрегать так открыто всеми правилами и обычаями этого дома и здесь – в евангелическом благотворительном заведении – носить волосы в виде целой массы локонов?
– Волосы Джулии вьются от природы, – возразила мисс Темпл все еще совершенно спокойно.
– От природы! Да, но нам незачем идти на поводу у природы. Я повторяю еще раз: волосы у них должны быть скромно, просто, гладко причесаны. Мисс Темпл, волосы этой девочки должны быть острижены – совершенно сбриты! Я завтра же пришлю парикмахера. Я замечаю, что и у других девочек слишком много волос – например, у этой крупной, велите ей повернуться. Велите всей первой скамье встать и повернуться лицом к стене.
Мисс Темпл поднесла носовой платок к губам, скрывая невольную улыбку, однако она отдала требуемое приказание, и все ученицы первого класса, встав с мест, повернулись. Отклонившись слегка назад, я видела, какими взглядами и гримасами они сопровождали эту церемонию. Жалко, что мистер Брокльхерст был лишен этого зрелища: возможно, в его голову закралась бы мысль, что, властвуя над внешней оболочкой вверенных ему существ, он не имеет ни малейшего влияния на их внутренний мир. – Все эти космы должны быть срезаны!
Слова сходили с его уст, подобно трубным звукам Страшного суда. Мисс Темпл хотела, по-видимому, вставить слово.
– Сударыня, – прервал он ее, – я служу господину, царство которого не от мира сего. Моя задача – научить этих девушек украшать себя скромностью и воздержанностью, а не завитыми локонами и дорогими одеждами. Между тем каждая из этих молодых особ убрала волосы в косы. Сплести их могло только одно тщеславие. Эти косы, я повторяю, должны быть срезаны. Подумайте только о времени, бесполезно потраченном на…
Здесь речь мистера Брокльхерста была прервана. В комнату вошли три новых посетителя, три дамы. Им следовало войти раньше, чтобы слышать проповедь об одежде, потому что все трое были разряжены