Пошёл он по земле от тороки к тороке, от рубежа к рубежу, от страны к стране, от града к граду. И пришёл к Святой Горе. Увидел монастыри, сущие там, и возлюбил сердцем чернецкий образ.
Придя в один монастырь из всех бывших там, предался сердцем и молил игумена, дабы возложил на него образ мниший54. И тот, послушав юношу, постриг его и нарёк именем Антоний. Он же наставил юношу и научил всему – и чину монастырскому, и молитвам, и постам, и смирению, и доброте душевной. Наставив, сказал: «Иди опять на Русь, и буде тебе благословение от Святой Горы, и многие от тебя черноризцы прибудут».
И не было тогда на Руси ни единого монастыря и ни единого схимника русского.
Благословил игумен Антония и отпустил от себя, сказав: «Иди с миром». Антоний пошёл к Киеву и бродил там от обители к обители, и не была ни одна из них той, кои видел он на Святых Горах. Не было у живших в них и молившихся ни чина, ни устава, ни того, что сходит свыше на братию, посвятившую себя Господу Богу.
Бродил Антоний по горам киевским среди вековечных дерев в дебрях и чащах. И набрёл как-то на малую пещерку, в которой жил когда-то Илларион-пустынник. Того Иллариона князь Ярослав, возлюбив за веру, позвал в Киев и поставил митрополитом Святой Софии каменной, кою сам выстроил.
Возлюбил то место, ту Илларионову пещерку всем сердцем Антоний, поселившись там с молитвою. А когда молился, то просил со слезами: «Господи! Утверди мя на месте сем. По благословению Святой Горы и моего игумена, иже постриг меня…»
Григорий перекрестился, троекратно положив поклоны. Венец сделал то же. Сказ Григория был ему по душе, и каждое слово охотно принимала память. Хотелось слушать и слушать нового своего товарища.
Однако Григорий, помолчав, спросил строго:
– Внемлешь, Данило?
– Внемлю, брат. Говори ещё, – и попросил: – Сказуй ещё, Бога ради!
– Бога ради, – очень серьёзно повторил Григорий. – Бога ради почал там жить Антоний, моля Бога, помалу вкушая сухий хлеб и утоляя жажду малою водою. Работал он денно, копая новую пещеру ради служб святых Господу нашему. И не давая себе покоя ни днём ни ночью, в молитвах и трудах пребывая. Выходили к нему дикие звери и не трогали его, слетались к нему птицы, и он не трогал их, кормя с ладони крохами от малого хлеба своего. Услышали об этом добрые люди и стали приходить к нему. Приносили малое и получали от него большее. Великая слава пошла о нём, и приходили люди к Антонию под благословение. Было это при Ярославе Старом, деде твоего князя Олега Святославича. Но преставился великий князь, оставя за себя сына Изяслава и поделив землю Русскую меж другими сыновьями. Святославу, батюшке князя Олега, дал Чернигов с землёю Вятечской и Тьмутороканской, Всеволоду – Переяславль, Вячеславу – Смоленск, Игорю – Владимир. Уразумел? – спросил мних, прерывая сказ.
– Да, – кивнул Венец.
– Слушай, Данило, – вдруг совсем иным голосом, чуть даже переходя на шёпот, сказал Григорий. – Было мне свыше сойдено в душу на молитве в келье, тому уже с месяц назад. Сказано было: «Придёт отрок малый, ему талан Богом даден, не дай,