Так что на борту кораблей социальный уклад предполагался весьма «свободным».
Эксперименты и их последствия существенно влияли на жизнь в самом лагере, который сделался подобием самой что ни на есть элитарной партийной школы.
В отведенных им апартаментах Майло и Ким жили, как и большинство других семей. Заводили друзей. Отмечали праздники. А днем Либби отправлялась в сад, пока Майло и Ким работали в конструкторском корпусе.
Получая приглашения на вечеринки, они, как правило, ходили. Предложение присоединиться к когортам Свободной Любви они вежливо отклонили. Майло и Ким решили оставаться моногамными. Жизнь была не такой плохой, если не думать о том, что мир снаружи обречен, а ты, вероятно, обречен вместе с ним.
Майло приходилось бороться с депрессией. Не такой сокрушительной, когда становишься практически парализованным, но с ощущением постоянной тоски, будто поднявшейся из глубин веков.
Он стал снова слышать голоса. Собранные, наверное, из всех прожитых на Земле эпох. И вот истории наступал конец. Плохой и жестокий.
Там был художник фовист, боявшийся смерти Земли больше, чем собственной смерти от пневмонии. И богобоязненная девочка-крестьянка, что жила тысячу лет назад и не тревожилась о собственной кончине, лишь бы мир, как творение Божье, сохранился. Но теперь сам мир готов был рухнуть. Голоса, как правило, молчали. Это и добивало Майло – тишина. Восемь тысячелетий безмолвных голосов в голове, проглядывающих сквозь его глаза.
– Что с тобой? – спросила его Ким однажды ночью, застав за мечтаниями возле единственного окна их жилища.
– Слышу голоса, – признался он напрямик. – То и дело.
– Еще бы, – сказала она, взяв его за руку. – Ты говоришь о них во сне.
Прошел год. Внутри периметра понемногу стали обретать форму космические корабли. Поначалу они походили на утыканные кранами клетки размерами с городской квартал, где, как муравьи, кишели рабочие. Клеток было четыре. Экспериментальный корабль, названный «Зазеркалье», первым должен был отправиться в невиданное плавание по солнечной системе, тогда как остальные – «Авалон», «Атлантис» и «Саммерлэнд» – должны были стартовать прямо перед падением кометы.
Во внешнем мире экономика испарилась.
– Дело там стремительно идет к концу, – отметил Алдрин. – Удивительно, ведь все это можно было предвидеть. Последние шестьдесят лет мы только и наблюдали, как наши лидеры мчат нас напрямик к кирпичной стене, даже не пытаясь свернуть.
Они сидели в компьютерной лаборатории, откуда уже практически не отлучались. Гигантские химические легкие корабля пока что сбоили, и все свое время Майло и Ким тратили на создание компьютерной модели, которая, как божился Алдрин, искоренит проблему. Удачу полагалось отметить.
Теперь в конструкторских корпусах то и дело праздновали, ведь прорывы случались едва ли не каждый день. Практически шел дождь из Нобелевских премий, но об этом никто не задумывался. Просто не было времени.
Компьютерная модель заработала идеально.