унесла его страшную тайну с собой в могилу… Но нет, она, оказалось, передала опасное – для Фирдуса! – наследство сыну своему. «Всё тайное становится явным». Не зря говорят: кривда и через сорок лет раскроется! Или, как верёвочке ни виться, а конец будет… И вот этот конец наступил…
Теперь остаётся утешиться тем, что хорошо хоть тогда однокурсники остались в неведении о том, что пришлось пережить Загиде. Тем не менее судьба Фирдуса была изуродована. Токтогулов стал относиться к нему откровенно грубо. Сокурсники сторонились, при его приближении у них странно блестели глаза и кривились губы. Якобы кто-то видел, как он вошёл или вышел из КГБ, и пустили слух: «Будьте осторожны с этим стукачом!» Слава эта прилипла к нему как хвост, да такой, который не отдерёшь, не отрежешь. Не будешь же кричать на каждом углу, что на тебя наводят напраслину, что никакой ты не стукач! Да к тому же никто об этом тебя прямо и не спрашивает!
Прошедшие затем месяцы и годы сделали своё дело: буря в душе Фирдуса постепенно утихла. Да и не было же, думалось ему, причины для терзаний совести! Свидания с Токтогуловым стали редкими, а потом прекратились совсем. Партия, державшая в кулаке всю страну, стала слабеть. И органы устрашения потеряли прежнюю силу. Многие, подобные Токтогуловым, остались без работы.
Фирдусу так и не было суждено стать разведчиком, который в случае опасности родине заменил бы целую армию. Но органы не забыли о нём, пригласили работать в колонии воспитателем.
Можно было бы сказать, что было, то быльём поросло. Ан нет!
Какой чёрт принёс этого мстителя? Как будто тронутого умом от ярости? Убьёт ведь, не пощадит. Может, в милицию заявить?
Но что-то сдерживало Фирдуса от этого шага. Он продолжал сидеть, не отрывая рук от окровавленной головы.
Погода была переменчивой, ветреной. То обдаст лёгким дождичком, то разведрится. Так же беспокойно было и на душе у Муртазы, с утра крутившегося возле железнодорожного вокзала.
Сошедшая с поезда Илюса уже направилась было к остановке трамвая, увидев шедшего к ней Муртазу, удивлённо остановилась.
– Ты как тут? Едешь, что ли, куда?
В её голосе звучала неподдельная радость, лицо осветилось улыбкой, на щёчках появились милые ямочки.
– Сначала надо поздороваться, – сказал Муртаза. – С приездом.
– Ну, здравствуй!..
– Никуда я не еду. Вот встречаю тебя. Дай-ка сюда сумку. Чем же ты её так набила? Вяленого гуся в гостинцы, что ли, дали?
– Ты что, забыл? Какую сумку увезла, такую и привезла. Приборы да папки. – Илюса думала о другом. – Откуда ты узнал, что я приеду именно этим поездом?
– Сама же говорила, что приедешь тринадцатого. Третий поезд уже встречаю. Целый день, можно сказать, караулю.
– Делать, что ли, тебе нечего?
Девушка ужасно не любит бездельников, но на этот раз говорит это не в упрёк, а одобряя.
– Забот у меня полон рот, хлопот выше крыши, – сказал Муртаза. – И дум столько, что в одной голове не вмещается.
– А-а, понятно! Пришёл, значит,