долгими они были! – оба поняли, что солнце особенно ярко светит только для них двоих.
Трамвай оставил их посреди широкой улицы. Теперь надо спуститься в подземный переход, перейти на ту сторону улицы и идти пешком минут пятнадцать. Можно было проехать одну остановку на троллейбусе, но им хотелось растянуть дорогу. Муртаза, не чувствуя тяжести сумки, шагал широко, Илюса часто стучала высокими каблуками по асфальту.
– Давай посидим немножко вон на той скамейке!
Муртаза указал свободной рукой на уютный садик на углу улицы.
– Может, дойдём до дома? Там у нас тоже есть скамья.
– Это ты доходишь до дома. Дорога у тебя прямая. А я вот заблудился. Как в песне: «Заехал я в лес густой, окутанный ночною тьмой…» Это про меня…
– Случилось что-нибудь?
Муртаза тяжело вздохнул.
– О таком не говорят на ходу.
– Ну так давай посидим.
Садик был светлый, деревья посажены нечасто, зелень травы из угла в угол прорезали тропинки, выложенные плиткой. Клонившееся к западу солнце ласкало светом и теплом густые кроны кудрявых рябин, цветущих диких яблонь. В самой середине круглой клумбы цвели поздние тюльпаны. Они, словно желая досыта насладиться синевой прояснившегося неба, широко раскрыли красные лепестки-веки глаз и протянули тоненькие реснички-пестики.
Вокруг клумбы, под нежной тенью молодых, широко раскинувших ветви деревьев, стояли деревянные скамейки, выкрашенные в синий цвет. Они сели на ту, что была под крупнолистным боярышником.
– Мне было грустно, целые дни один, не к кому голову преклонить, – начал Муртаза.
– Почему один? А на заводе что?
– Да опять не работаем. Всех распустили аж на две недели.
– Это в нашем-то городе не найти куда пойти?!
Муртаза опустил голову.
– Я совершил путешествие, Илюса. В прошлое…
Последнее было произнесено многозначительно.
– В какое прошлое? – насторожилась Илюса. – И с кем там встречался?
– Хотел взглянуть на молодость моей матери. Я ведь тебе не рассказывал ещё о ней.
– Как нет? Говорил же, что она была красивая, весёлая, учительницей работала. Но когда тебе исполнилось девять…
Илюса смолкла.
– Да, мне было девять, когда она умерла. Что я знал о ней? Когда мальчики били меня, дразнили, что я сын арестантки, я считал виноватой маму. Отец утешал, говорил мне, что маму оклеветали, что за ней нет вины. Но ведь у него не было никаких доказательств! А судимость была… Теперь я хочу знать, за что её арестовали и судили. Я верю, точно знаю, что она была невиновна. Хочу восстановить её доброе имя. И не только это.
– А что ещё? – насторожилась Илюса, почувствовав в его голосе не присущую ему жёсткость.
– Хочу, чтобы те подлые твари, которые оговорили её, оклеветали, мучили в заключении, невинно осудили и сослали в ссылку, получили своё. Зло должно быть наказано! Хочу отомстить за всё! За её страдания и за мои унижения!
– Как?!
Муртаза