молча кивнул поникшей головой.
– Как представлю, что тогда творилось, волосы встают дыбом.
Илюса с жалостью посмотрела на опущенные плечи Муртазы.
– Но ведь когда твою маму… арестовали… времена уже изменились, – постаралась смягчить она свои слова. – Было разоблачение культа личности, оттепель, многих реабилитировали… Нет, не должны были уже никого бить! Закон не позволял!
– Уж и не знаю, что думать…
– Не знаешь, а судить берёшься. И наказываешь сам. Да кто он такой, по-твоему, этот стукач? Он уж точно никого не бил. И для КГБ не указчик. Тут замешан не один и не два человека.
– Я и сам думал об этом…
– И всех собираешься избивать?
– Погорячился… Сердце не стерпело…
– Надо бы узнать точно, что же всё-таки случилось с твоей мамой, – стала размышлять Илюса. – И ведь вот что печально: мы – продолжение своих отцов и матерей, а, если подумать, так мало знаем о них. Всё, что нам известно, очень поверхностно: там родился, тут учился, здесь работает. А что творилось у них в душах, какие огни сжигали их сердца, нам неведомо… А надо бы знать… Сначала надо точно выяснить, в чем её обвинили. Тогда, в шестидесятых, времена огульного обвинения в контрреволюции, в заговорах против вождей советской власти уже прошли. Но ведь и уголовницей она не была… Тут что-то тёмное. Хорошо бы просмотреть её «Дело». Узнать, по какой статье судили.
– Я и сам думаю об этом, да не знаю, как это сделать, куда пойти. Ведь не всякому с улицы «Дело» выдадут.
– Посоветуюсь-ка я с папой, – сказала Илюса. – Все заметки о репрессированных проходят через его руки. Он работает в таком отделе газеты. Недавно помог опубликовать большую статью бывшего работника КГБ.
– Может, я сам поговорю с ним?
Лицо Илюсы стало строгим. Привести в дом молодого человека – это было бы очень важным и волнующим событием не только для неё, но и для всей семьи. Поэтому она относилась к этому вопросу очень ответственно. Она могла позволить перешагнуть их порог дорогому сердцу человеку только после того, как уже сказаны главные слова и даны обещания.
Муртаза сердцем понял это. Встал, поднял со скамьи сумку девушки.
Илюса тоже встала, подняла голову ввысь и застыла на месте:
– Смотри, радуга! Что это за чудо?
Муртаза обернулся. На фоне беспокойных рваных сизо-серых туч, длинной, от горизонта до горизонта, дугой вольно растянулась радуга. Только вот в самой середине, на самой вышине она была словно срезана – белая тучка перерезала её.
– Неужели радуга может быть разрубленной? – сказала Илюса. – Никогда такого не видела!
– И я тоже… – сказал Муртаза.
И свободной рукой взял девушку за локоть. Тонкая кожа её ответила ему еле заметным трепетом.
Через несколько дней Илюса принесла Муртазе хорошую весть. Её отец, через свои связи добился для Асанина разрешения ознакомиться с «Делом» матери. Журналист и сам хотел было пойти с ним, но Муртаза не согласился. Тайны трагических событий, произошедших с самым дорогим человеком, хотел узнать первым сам, один. А уж потом решить, стоит ли