облако пыли. Машины на трассе держали изрядную дистанцию, чтобы не попасть в чужое облако – в нем видимость была нулевая. Самым опасным маневром здесь был обгон: ширины трассы хватало на два автомобиля, и, обгоняя впереди идущего, можно было запросто лоб в лоб столкнуться с встречным.
– Теща задрала! – делился Роман, – все-то ей не так, все попрек горла. Не так встал, не так сел, не то сказал, денег мало принес… И вроде прямо не говорит, ехидина, исподтишка колет. Как мошка – не отмахнешься, мелкая, не страшная, а жалит больно и чешется долго… Зато жена у меня золотая! Умница, красавица, мне девушкой досталась… Ради нее и терплю. Все ж это теща мне такую родила и воспитала… А сколько девок у меня было – не сосчитать! Табуном за мной ходили, за первым парнем на деревне. Я и работящий, и во хмелю крепок, и постоять за себя сумею, и ухаживать мастак. А что за ними ухаживать-то, за бабами? Сбегал до свету за околицу, ромашек и прочего гербария надрал, на окошко сунул – она и довольна. Приобнял, пошептал в ушко чепухи разной – вся твоя. Я девственность знаешь, как потерял? – сделала Романова мысль неожиданный виток, – во прикол! Мне пятнадцать было, я еще девок за титьки только щупать начал. Пришел, значица, как-то раз из лесу – за грибами ходил… А грибы в наших краях, знаешь, какие? Огромные! Шляпки – с тарелку! И ни червячочка! Если собрать успеть, конечно… Так вот, я тогда мешок грибов набрал, насилу допер. Прихожу, глядь – банька топится. Ну, я сдуру да с усталы, бросил мешок в сенцах, да сразу в баньку. Разделся в предбаннике, заруливаю – и вижу: попа! От такая! – Роман бросил руль и очертил изрядные параметры попы широким махом рук, – я аж поперхнулся. А попа розовая с пару-то. Баба, знач, наклонилась, голову моет. Услышала, поди, шаги-то и говорит: «Ты, Зинуль?» А Зина – это мамаша моя. Я молчу, растележился. А она дальше базарит: «Набери ведерко, Зин!» Я ведерко ей набираю, подаю. Она разгибается, на себя это ведерко – хлобысь! А титьки у нее, доложу тебе, размера шестого! Огроменные! Я уставился на них и с места двинуться не могу, а сам кое-как сообразил, что-то ж мамина подруга из Владика приехала, они в школе вместе учились. Накануне ее все ждали… Она меня увидела и как расхохочется! А я красный, как рак, и все на титьки ее пялюсь! «Вот так парень! – говорит. – Ну, чего стоишь? Просто так посмотреть пришел, что ли?» И завалила меня тут же, на лавку… Мамаше потом ни я, ни она ничего не рассказали. – Роман захохотал, сверкая золотым зубом.
…Валерке тем ноябрем стукнуло четырнадцать. Ставший на голову выше самой высокой одноклассницы, спортивный, жилистый, самостоятельный, он как-то вдруг стал получать уйму записочек, надушенных сладкими духами и полных приторными признаниями в любви до гроба. Хмыкал невнятно в ответ и, скомкав, совал их в карманы, чтобы забыть напрочь, а потом, проверяя карманы перед стиркой, удивляться неизвестно откуда взявшемуся хламью.
На пару-тройку свиданий он все-таки сходил. Беленькая Олечка все ему поддакивала, глядела восхищенными глазищами, хватала за руку теплыми мягкими ладошками. А потом заявила:
– Валерочка, ты такой