не представляется вероятным, но одно несомненно: он уже готов к тому, чтобы лезть в эту петлю!
8 мая 1856 года он только извещает родных: «В понедельник я еду в Амьен. В этот день мой друг Леларж женится на мадемуазель Эме де Виан».
Из следующего письма (к матери) видно, что в этом, надо сказать, довольно унылом в то время городе он обрел капуанские наслаждения{26}:
«Я еще в Амьене, где милое гостеприимство семьи де Виан обязало меня задержаться дольше, чем я предполагал».
Надо признать, что обязательство это он принял на себя весьма охотно!
Доверчиво ступил он на землю пикардийского города, не подозревая, что здесь готовится капкан холостяку, считавшему себя неуязвимым. В этом провинциальном окружении не было ничего, что могло бы восхитить его и породить в нем чувство какой бы то ни было неполноценности, лежащее в основе робости. Напротив, он появляется здесь в ореоле столичного жителя. В Нанте – он свой, там его судят, мерят общей меркой, там он чувствует себя пленником ложного стыда, то есть собственных предрассудков. В новой для него амьенской среде он гораздо свободнее, ибо здесь он чужой.
Де Вианы – люди непритязательные, и все они радуются семейному торжеству. Жюль Верн сразу же заразился этим расположением духа, в сущности вполне соответствующим его натуре. Он из тех, кто в карман за словом не лезет, и потому всем приятен. Де Вианы от лично подготовили свое празднество, как это принято в провинции: и в Нанте, и особенно в обожающей гурманство Пикардии. Заразительная, жаркая атмосфера банкетов склоняет его к доброжелательности.
И вот в этой-то праздничной атмосфере возникает перед ним милый полузабытый силуэт! Красивая, даже очень и очень красивая, элегантная, веселая! Каролина всего-навсего переменила имя – теперь ее зовут Онорина! Это сестра сегодняшней невесты – юная вдова. Вдова? Ну и что же! У нее двое детей? Подумаешь!
Онорина очаровывает его, как в свое время Каролина, и по тем же причинам, в которых он себе не сознается. Как не подчеркнуть того обстоятельства, что обе женщины очень сходны по характеру? Каролина была красива, Онорина по меньшей мере не хуже. Каролина смеялась, смеется и Онорина. Госпожа де ла Фюи называет Каролину – может быть, несколько поспешно – юной сумасбродкой. Она могла бы сказать то же самое об Онорине. Скажем, что обе они были очень женственны и легкомысленны, однако это вовсе не исключало в них других качеств, более серьезных, как это доказала жизнь.
Можно поэтому считать, что Каролина и Онорина соответствовали тому типу женщин, к которому был чувствителен Жюль Верн. Как говорил Вилье де Лиль-Адан{27}, каждый мужчина ищет в реальности идеальное женское существо, плод его воображения. Однако он видит лишь внешний его облик, не имея возможности овладеть сущностью, заключенной в некую оболочку. Какое же открытие, восхищающее или же разочаровывающее, суждено будет сделать ему с течением времени?
Согласно методу, который ему так хорошо у давался, Жюль в нескольких строчках сделает первый набросок намеченного