что он только что выпил за здоровье нового человечка, тем более. Я уже школьник, самое время постигать дядины науки. А так как все местные полезно-целебные травы и их свойства я уже знаю, дядя мне объясняет более серьезные вещи, хотя посторонний слушатель примет их за сказку: как задобрить домового, как обмануть лешего, что делать при встрече с оборотнем.
Мы сидим за столом, друг против друга, дуем на чай, обжигаем руки.
– А русалок ты видел? – спрашиваю я.
– Русалок? – улыбается дядя, – Нет, не видел. Наверно, их и не существует в природе.
– А они мне сегодня приснились, – говорю я задумчиво, – у них такие красивые хвосты, на солнце переливаются.
– Ну, если приснились, может где-то и обитают, – как бы соглашается дядя, – только чему там переливаться – рыба она и есть рыба, даже если наполовину.
– И песни поют красивые, – продолжаю я, – в сердце проникают, за душу берут.
– Завлекают путников неразумных, – ломает дядя мне весь романтический настрой, – опасные существа. Коварные. Так в сказках говорят.
– А зачем завлекают?
– А кто же этих женщин поймет? Особенно хвостатых, – отмахивается дядя, – вот в следующий раз приснятся – спроси.
Какое-то время мы сидим молча, пьем чай, думаем о чем-то своем. Я – о русалках. Вдруг дядя, что-то вспомнив, резко поднимается со стула и идет в свою комнату. Выходит оттуда, держа в руках длинную коробочку. Коробочка светло-коричневого цвета, покрытая лаком. На ней изображена молодая пара – красна девица с коромыслом и ведрами полными воды и парень, видимо рассказывающий свежий анекдот. Причем парень не спешит помогать девушке. Оно и понятно – не мужское это дело, тяжести таскать. Уж лучше поддержать морально.
Дядя осторожно ставит коробочку на стол, открывает ее, достает оттуда нож. Самый обыкновенный нож, без лишнего изыска. Никаких разноцветных камней на рукоятке, ни настоящих, ни искусственных. Обмотана рукоятка черной кожаным шнуром, чтобы руки не скользили. Лезвие без желобка, обоюдоострое, немного искривленное. Обыкновенный такой, простой ножик. Ручная работа. Разве что – очень старый. Сразу видится печать времени, как на всех старинных вещах, прошедшие через два-три века.
– Вот, Серега, смотри, – начал он с воодушевлением, – какая вещь интересная.
Я молчу, вопросительно смотрю на дядю.
– Выковал ее давным-давно наш с тобой предок. Звали его… – дядя посмотрел на потолок, мучительно вспоминая имя, – звали его.… Да и неважно, как его звали, но человек, видимо, был хороший. Сам выковал, сам и заговорил.
Дядя опять уставился в пустоту:
– Как же его звали-то…
Минуты две я наблюдал, как дядя находится в прострации.
– И что этим ножиком делают? – оборвал я нить его мучительных воспоминаний.
– Да нет, Серега, – очнулся дядя и серьезно посмотрел на меня, – рано еще тебе знать. Пока