тордохов повыскакивали матери и отцы, а потом и все остальные.
– Там, там!.. – боясь оглянуться назад, бестолково кричали бежавшие. Даже не останавливаясь возле взрослых, они понеслись дальше, к своим тордохам.
Со свирепым визгом и лаем выскочили и бросились через луг собаки. Словно дробь из ружья, они полетели прямо к холму, оставив далеко позади мужчин, бежавших узнать, в чем дело. Но тут произошло непонятное. Детей кто – то преследовал. Мужчины остановились, замешкались, не веря своим глазам. Самых маленьких уже догоняло какое – то чудище. На голове у него что – то торчало в разные стороны, руки с растаращенными пальцами были разведены и готовы вот – вот схватить отставшую девочку, лицо и все тело покрывали желтые клочья шерсти. Пока мужчины топтались на месте, в стойбище поднялась настоящая паника. Крестившиеся изо всех сил старухи и старики, услышав крики «Дух!», «Мельгайвач!», «Пропали!» – начали прятаться. Чтобы их не увидел дух, они упали на колени – и на четвереньках, ползком скрылись в тордохах. Визг, крики, непонятное бормотание неслись по стойбищу. И никто не знает, чем бы все это кончилось, если бы не собаки, которые, как оказалось, безошибочно отличают духа от человека. Правда, тут еще так получилось, что страшное существо споткнулось и упало самым беспомощным образом. И вот собаки, с яростью налетев со всех сторон, не стали разрывать на части упавшего духа. Напротив, они ласково завизжали, завиляли хвостами и сразу же разбрелись по холму…
Халерху несли на руках. Была ли она бледной, была ли поцарапанной, этого никто бы не смог определить, потому что все лицо ее покрывала засохшая глина. Глиной были напрочь забиты уши, глаза – песком, волосы слиплись клочьями, одежду ни за что не узнала бы шившая ее Пайпэткэ, будь она трижды нормальной. Не плакала Халерха, а урчала, как беспомощный новорожденный теленок.
Мать Чирэмэде пришла в себя лишь после того, как женщины отмыли ее дочь, одели во все чистое и дали поесть.
Ни о чем девочку не расспрашивали – точно ничего не было, а если и было, то лишь во сне.
Тут в тордохе и появился Сайрэ. Он вошел тихо, кивнул Чирэмэде и Хулархе, осторожно сел в сторонке и, закрыв глаз, точно задремав, начал негромко, медленно постукивать в бубен. Он не обращал внимания на толпившихся людей и ничего не ответил, даже не открыл глаза, когда Чирэмэде сказала:
– До смерти буду благодарить тебя, хайче Сайрэ. Один ты мог показать ей дорогу из нижнего мира…
Под мерный звук бубна Халерха и заснула.
А к вечеру вешало Сайрэ отяжелело, прогнулось от жирных юкол.
ГЛАВА 7
Остаток лета шаман Сайрэ прожил тихо и незаметно. Людям все больше казалось, что он на глазах стареет, и поговаривали о том, что, видно, так и сойдет на нет его земная жизнь. Рассуждали просто: Сайрэ всего один раз ошибся, обошелся слишком жестоко с Мельгайвачом, и кто – то – бог ли, бродячий ли дух – наказал его, отняв жену и заставив мучиться с больной, ни к чему не способной женщиной.