руку. – Мельгайвач все уже сделал. Не знаю, зачем он меня тащил за собой. Уверен, завтра Пайпэткэ станет еще лучше. Я камланить не буду.
Сайрэ заерзал. Зрячий глаз его перестал моргать, а кривой совсем сощурился; выпученным глазом старик, однако, прицелился не в чукчу, а в Токио.
– Догор, Митрэй, – вкрадчиво сказал он. – Ты что – то непонятное всем нам говоришь. И я и люди из многих тундр слышали другие слова… Помнишь – на большом камлании все шаманы вроде бы признали, что Мельгайвач зла юкагирам не делал. Потому как не владел духами. Да он и сам приезжал ко мне и обещал полстада оленей за вдохновение. Разве я вру, Мельгайвач? Вру? Скажи людям…
– Да, приезжал, говорил, обещал, – пробурчал Мельгайвач, не зная, куда спрятать глаза, но уже понимая, что сделал ошибку.
– Люди, вы слышали? – повертел головой Сайрэ. – Так не хочешь ли ты, Митрэй, сказать, что Мельгайвач потом завладел бродячим духом, напустил его на мою жену и испортил ее? Могло, могло это быть. И я думал об этом. Но видно, стар стал – не разглядел.
– Не было так! – почти крикнул чукча.
Тишина в тордохе стала еще глубже. Люди не шевелились. Шаман Сайрэ как будто одерживал верх, и могло показаться, что он сейчас скажет еще что – то более грозное. Однако старик как – то сразу погас, и даже плечи его опустились. Получалось так, что они подозревают друг друга в кровавой мести.
– Ну тогда, значит, говорить нужно спокойно, – тихо сказал Сайрэ. – Мы вместе вылечили ее. А ты, Мельгайвач, не шаман и никогда им не будешь. Сам знаешь это.
– Ты зачем меня вызвал, Сайрэ? – спросил так же тихо, но злобно чукча. – Чтобы перед людьми срамить?
– Нет! Как же ты можешь об этом думать? Юкагиры тебя никогда не забудут за этот приезд. Ты столько потратил дней, сильно мерз и даже к Токио ездил. Ты хорошо помог мне. Спасибо, что откликнулся на мой призыв.
– Юкагиров Мельгайвач тоже надолго запомнит, – сказал Пурама, понявший, что склока вот – вот затихнет. Чудо поразило Пураму, но слава, которую так быстро и просто заграбастал Сайрэ, вызвала у него протест. Не знал он, однако, что старик шаман больше всего ждал именно этого разговора.
– Пурама рычит на меня, давно рычит. Я хоть с одним глазом, а все, все вижу… Он на меня злится за то, что перед гонками я камланил не ему, а Мельгайвачу. Это верно – камланил. И хотел, чтоб победил Мельгайвач. Куриль проиграл бы – не обеднел, а вот он последнее отдавал. Мельгайвач и так наказал себя – чуть не умер…
– Ну тогда, Сайрэ, ты должен сказать, как все между вами было. – Пурама поднялся, протиснулся между сидящими и сел прямо напротив шамана. – Вот мы и будем все знать, и кончатся всякие разговоры. Народ считает, что ты, хайче, поступил слишком жестоко.
– Вот я, вот он, – с готовностью ткнул нераскуренной трубкой себе в грудь, а потом в грудь Мельгайвачу Сайрэ. – Я не внушал! Я отговаривал даже. Бог это слышал! – Сайрэ быстро перекрестился.
– Если б ты хотел отговорить, то не рассказал бы, как это все делается, – заметил