Нельзя… – неохотно признаюсь я, и Марк улыбается.
Для всех газетчиков мира главное слово – дедлайн. И только для Марка Демидова – редактора какой-то там провинциальной газетки! – выше дедлайна стоит качество. В этом отношении он прямо как мой отец, чья любимая поговорка «Гроб надо делать так, чтоб хватило на всю жизнь».
Но я не сдавалась.
– А портретный снимок сюда не войдёт!
– Войдет. Ты же текст сократишь…
– Мааарк!
– Ну да, жалко, я понимаю… Как ты вообще его разговорила, Кошкина? Он же, между нами говоря, сволочь хамская, высокомерная…
Хмм… Да я Казанова разговорного жанра. Мне ещё никто не отказывал. И никто не уходил недовольным.
– Так, завтра он придет в двенадцать, – начала вслух соображать я, – текст вычитаем, исправления внесу… И, Марк… у меня там отгулы накопились… Я возьму пять дней, да? Мы с Игорем в Башкирию хотели…
Марк опустил голову.
– Башкирия пять дней… Видишь, Аня… Я вчера… ну, что-то был совсем задолбавшийся, залез в интернет, горящую путевку взял… В Египет. На две недели… Если бы ты раньше сказала, я бы не стал, конечно…
Я уставилась на Марка. Две недели в Египте? Марк не покидал газету три года. Не то, что в отпуск – он даже на больничный не уходил! Сидел и кашлял в редакции.
– Марк! Ты не врешь? Ой… В смысле: это ж круто!
– Подожди радоваться: тебе за меня работать.
– Мне?.. – вот тут я слегка растерялась. Марк это заметил.
– Вообще, её, путёвку-то, можно и сдать, конечно… Ты сильно в Башкирию хочешь?
В Башкирию сильно хотел Игорь.
– Уехать бы нам, Анька… – сказал он вчера. – Давай уедем! Дней на пять. Куда-нибудь. Где нет этих твоих мужиков, с которыми ты – часами. Скажи вот, надо это? Разговаривать часами? Чтоб потом две страницы текста написать?
Это ужасно, между прочим, когда единственный на всем белом свете человек, для которого беседа с тобой не праздник, не приключение, не открытие новых мыслей и тем – твой собственный муж.
– Нет, – сказала я Марку. – Ты уж, пожалуйста, проваливай. Бросай тут все. Подожги редакцию. Улетай из страны. Когда, кстати, ты улетаешь?
– Сегодня ночью. Говорю же, путевка горящая… Газету завтра сдашь – и сразу отсылай материалы на конкурс, – он улыбнулся. – И.о.редактора Дюкина Анна…
Вот тут мне стало – страшно – не страшно, а как-то зябко. Хотя… Газета, в общем, готова: только Кошкина вставить. А материалы на конкурс я могу отправить хоть сейчас.
– Сейчас нельзя, – уточнил Марк. – Там надо, чтоб опубликованные. А я хочу, чтобы от тебя Кошкин ушёл – точно победишь, это я тебе говорю! В следующий номер на первую полосу поставь встречу мэра и губернатора. Остальное – как обычно… – и он исчез в пустынях Египта.
***
Есть такие растения – как их? Высокие – с человека, белые цветы зонтиками, резные листья… у нас они растут на берегах Пышмы, и сейчас, зимой, их голые стебли торчат из-под снега, на высохших зонтиках – маленькие сугробы. Я вышла на берег с батоном в руках – покормить уток. Вода в реке стояла чёрная, от неё поднимался пар. Солнце уже садилось, поэтому пар был оранжевый, и у меня защемило сердце. На закате всегда так: как будто что-то чудесное было, и кончилось, и ещё было-то так давно, что этого даже не помнишь…
Уток почему-то не было.
А конкурс-то – всероссийский… Победителей соберут в Кремле для встречи с Президентом… Ёлки-палки, это же вариант бога! – ухнуло в моей душе. Вариант бога: один шаг – и сразу всё на своих местах. Выиграю конкурс… Игорь поймет, что я работаю не много, а столько, сколько нужно. Отец поверит, что я серьёзный человек.
В победе сомневаться не приходилось: если Марк что-то говорит – считай, что это уже происходит. Он такой: слова зря не выронит. Вот только Игорю надо сказать, что мы с ним никуда не едем… Эх, разозлится! Ну да ладно. В конце концов, он может съездить к маме и без меня.
Вот тут появилась утка.
Одна.
Из клубов пара она выплывала, как сатана.
***
Суп исходил мясным запахом. Жалко, гренок не поджарить – дома только чёрный хлеб. Зато к чаю блины горкой, и на них плавится масло, да и чай я заварила – с чабрецом. Окна уже были глянцево-чёрные: кухня стала как будто меньше, в ней сгустился уют. Вот бы ещё повесить сюда лампу с абажуром! Но Игорю такие не нравятся…
Ужасное у него всё-таки имя. Будто дверь скрипит: «Иииии-хооррь…» Как, скажите, можно жить с человеком, обращаясь к которому, нужно всякий раз скрипеть, как дверь? Два года мы женаты и два года я не могу придумать, как его называть. Гоша? Гарик? Игорёк?
– Иго – вот что ему подходит, – ворчал отец. – Монголо-татарское…
Игоря он по непонятным причинам не любил.
– Вечно ты дверь не запираешь…
Ну вот: лёгок на помине.
– Сколько