бешено стучавшему сердцу.
– ОТКРЫВАЙТЕ! – снова потребовал голос. – ИЛИ Я ПРОСТРЕЛЮ ЗАМОК!
– Подождите! – пропищала я. – Одну минуту!
Под кустом гардении в нескольких шагах от меня стояла скамеечка для ног. Я подтащила скамеечку к воротам, взобралась на нее и потянула засов…
Во двор словно ворвался столб дыма: черная кепка, черная рубашка, черные штаны, черные сандалии. Незнакомец уставился на меня сверху вниз.
– Доброе утро! – поздоровалась я. – Вы, должно быть, Темный!
Разумеется, я знала, что передо мной не тевода, – просто я запретила себе бояться.
– Что? – Незнакомец, похоже, растерялся еще больше моего.
– Темный! – Я закатила глаза, вовлекая его в свою игру.
Для теводы, пусть даже ненастоящего, он был не слишком-то вежлив.
– Что?
И сообразительностью тоже не отличался.
– Я ждала вас.
– Слушай, – то ли от нетерпения, то ли желая припугнуть меня, зарычал незнакомец, – у меня нет времени на дурацкие игры. – Он нагнулся, и его лицо оказалось прямо передо мной. – Где твои родители?
– Где же Кормилица? – Пытаясь совладать со страхом и заодно задержать непрошеного гостя, я сделала вид, что ищу за воротами Кормилицу.
– Иди! – прикрикнул он и толкнул меня. – Позови родителей. Живо! – Он толкнул меня еще раз, так что я едва не нырнула головой в кусты. – Давай!
– Хорошо, хорошо. – И я стремглав понеслась к дому с криками: – Здесь тевода!
– Это солдат Революции, – объяснил папа.
Как? Он совсем не походил на солдата. Солдаты носят красивую форму, украшенную нашивками, орденами и звездами. А на этом парне – черные рубашка и штаны, похожие на пижаму, – такие носят крестьяне, когда работают в поле, – и черные сандалии из – подумать только – автомобильной покрышки! Из цветного – лишь пояс из красно-белой кромы[18], за который он заткнул пистолет.
Каково же было мое изумление, когда из дома вышла Тата и ахнула:
– Le Khmer Rouge…
Я не верила своим глазам. «Красный кхмер»? А где же величественное божество со множеством имен, которое я ожидала увидеть?
– Стойте здесь, – сказал нам папа. – Я поговорю с ним.
Он подошел к парню и поприветствовал его. Меня поразила папина подчеркнутая вежливость.
– Возьмите вещи и уезжайте, – приказал солдат.
– Я-я н-не понимаю, – заикаясь от неожиданности, проговорил папа.
– Что непонятного? Уезжайте из дома… уезжайте из города.
– Что? – Тата, вопреки папиному запрету, все-таки вышла во двор. – Послушайте, молодой человек, кто дал вам право вот так врываться…
Тата не договорила – солдат навел на нее пистолет. Тетя замерла, открыв рот.
– Товарищ, прошу вас. – Папа коснулся руки солдата. – Здесь только женщины и дети.
Парень перевел взгляд с папы на маму, затем на Тату и наконец на меня. И я улыбнулась ему. Я стояла и, сама не зная зачем, улыбалась солдату. Он опустил пистолет.
Воздух