подушки, папа выскочил из комнаты. Он пронесся по дому, хватая на ходу книги, картины, спичечные коробки – все, что попадалось под руку. Выбежав на улицу, папа швырнул все это в багажник нашего синего «БМВ».
Я схватила папу за рукав.
– Где Кормилица?
Папа остановился и посмотрел на меня.
– Я не знаю, – вздохнул он.
– Разве мы не дождемся ее?
– Мы не можем ждать, милая. Прости.
– Что такое революция?
– Что-то вроде войны.
– Но ведь ты сказал, что война окончена.
– Я думал, что окончена, я надеялся…
Мне показалось, папа хотел что-то добавить, но потом передумал. У него был совершенно потерянный вид.
Он бросился обратно в дом.
Я сидела сзади, зажатая между Бабушкой-королевой и Татой. Мама, взяв Радану на руки, села впереди. Она качала сестру, прижавшись губами к ее голове. Наплакавшись, Радана быстро уснула в маминых объятиях. Папа проскользнул на водительское место и завел машину. Его руки тряслись, когда он взялся за руль.
К воротам, согнувшись, словно он тащил на спине мешок риса, подошел Старичок. Он отказался ехать с нами. Он должен заботиться о саде. Лучше в одиночку встретиться с солдатом, чем оставить цветы погибать на жаре. Никто так и не смог его переубедить.
Когда любимый цветок вдруг исчезает, мир вокруг исчезает вместе с ним.
Старичок держал ворота, пока папа осторожно выруливал на дорогу. Вытянув шею, я заглянула в зеркало заднего вида. В нем мелькнул балкон нашего дома, опустевший и безжизненный. Неужели он всегда был таким? И вдруг я поняла, что тенью прокралось в дом в то утро, когда папа рано вернулся с прогулки. Ощущение, что нас нет. Что мы «ушли». Мы еще не уехали, а я уже видела и чувствовала, каким станет без нас дом.
Я смотрела в зеркало и видела, как исчезает вдали наша прежняя жизнь.
Кухня, где царила Ом Бао со своими лопатками и специями. Домик для прислуги, на ступенях которого сплетничали служанки, отдыхая от работы. Дом, где каждое утро я приветствовала новый день, где истории расправляли крылья, подобно бабочкам и птицам. Столовая, где мы принимали гостей и вели столько разговоров. Баньян, своей тенью обозначивший границы священной земли. Сад, где роились пчелы и все утопало в цветах.
И, наконец, весь наш двор.
А Старичок все стоял на своем привычном месте – под бугенвиллеей у ворот. И махал нам. Я повернулась и помахала в ответ.
Старичок запер ворота.
Глава 4
Улицы были переполнены. Люди, машины, мотоциклы, мопеды, велосипеды, велорикши, повозки, тележки, тачки, а также то, чего обычно не встретишь в городе: утки, куры, свиньи, быки, коровы, циновки, матрасы. Облепленный грязью буйвол. Слон, несущий на спине погонщика и всю его семью. Невероятно! И все это – часть огромного пульсирующего потока, текущего во все стороны.
Рядом с нами крестьянин волочил на веревке свинью. Обезумев от страха, животное визжало, будто его резали. Чуть поодаль желтый «Фольксваген Жук» едва увернулся от копыт лошади – та встала на дыбы, испугавшись неожиданного