внимательно посмотрела на меня.
– Теводы придут, милая. Но не для того, чтобы праздновать. Сейчас нельзя. Они придут оплакивать ее, как оплакиваем мы.
– А потом? Потом ты вернешься?
– Да, к вечеру скорее всего. Обещаешь не безобразничать?
Я кивнула, хотя на самом деле не хотела отпускать Кормилицу. Я боялась, что она тоже «уйдет».
Когда все укрылись в прохладной тишине дома, во дворе возникла похожая на призрак фигура в белом. Фигура оказалась Старичком. Садовник переоделся и теперь, стоя перед домиком для духов, совершал подношение – красные цветы франжипани. Он дал мне пригоршню, и я положила их на крошечные ступени домика.
– Почему ты в белом? – спросила я.
Белое обычно надевают на похороны, но ведь никаких похорон не было.
– Я скорблю, Принцесса, – дрожащим голосом ответил Старичок.
Мне хотелось дотянуться и погладить его лицо – так делала Ом Бао, когда они думали, что их никто не видит. И в то же время Старичок казался таким хрупким. Я боялась, что он рассыплется от моего прикосновения. Как вышло, что всего за несколько дней наш Старичок превратился в дряхлого старика? Я смотрела на него, не в силах отвести взгляд.
– Когда любимый цветок вдруг исчезает, – начал Старичок, как будто хотел ответить на вопрос в моих глазах, – мир вокруг исчезает вместе с ним. Я жил, потому что жила она. Теперь ее нет. Без нее я ничто, Принцесса. Ничто.
Скорбеть – значит ощущать собственную ничтожность, запомнила я.
Глаза Старичка наполнились слезами, и он отвернулся.
Оставив садовника одного, я отправилась прямиком в сад за домом. Папа говорил, что в минуты грусти ему достаточно найти щель в стене и представить, будто это вход в другой мир. Мир, в котором можно найти все, что ты потерял, в том числе самого себя. В банном домике я нашла кое-что получше – целый ряд длинных, узких окон. Ставни были распахнуты, чтобы внутрь проникали воздух и свет. Я выбрала окно посередине – из него я могла видеть весь задний двор. Сперва моим глазам предстала привычная картина. По изумрудной траве, как по водной глади, шла рябь от ветра. Заросли бамбука гудели, наполненные шепотом бесчисленных крохотных существ. Красные и желтые райские птицы словно застыли на лету. Клешни геликонии[17] висели в воздухе, как мамины драгоценные подвески. У входа в сад возвышались гигантские часовые – кокосовые пальмы. Я присмотрелась – и увидела! Тот самый мир, о котором говорил папа. Утопающий в зелени укромный уголок, земной и неземной одновременно. Здесь не было ни взрывов, ни криков, не было смерти, горя, скорби. Здесь порхали бабочки с легкими и тонкими крыльями, прекрасные, как сновидения. У кокосовой пальмы я увидела Ом Бао. Она превратилась в мотылька с радужными крыльями, крупного и яркого – такой я запомнила нашу кухарку. Старичок ждал Ом Бао под бугенвиллеей, а она все это время была здесь и ждала его. Рассказать ему?
Нет. Не сейчас. Он все еще скорбит. Он не увидит того, что видела я. Не поверит мне. Когда придет время, я покажу ему тайный мир, где скрывается, приняв новое обличье, всё,