наигрывал что-то из Терсена. На столике рядом стоял покрытый конденсатом стакан для коньяка с …кока-колой… и микрофон. Верочке нравилось, как шипят пузырьки и, сосредотачиваясь на таких «помехах» Денискиной игре, она растягивала связки плавно и медленно. Без надрывов и почти без стонов. Шпагат был побежден.
– Неплохо смотришься, – лукаво улыбнулся он.
– Я требую награды, – она кокетливо нагнулась вперед, вытягивая шею и подставляя губы.
Дениска сделал глоток освежающе-сладкой колы и поцеловал Верочку одним из своих фирменных: едва касаясь языком ее губ. Обмениваясь эндорфинами, они как будто застыли в полуулыбке жмурящихся на солнце кошек. Сексом они не занимались никогда. Концепция засовывания друг в друга выпукло-вогнутых частей тела вызывала у них отвращение. Но если в этот момент кто-то третий заснял бы их на тепловую камеру, то увидел, что силуэты этих чудаковатых ребят невозможно отделить. Они оба сияли чем-то большим, нежели уловимо глазу, и границы посередине не было.
– А полезное что-то делать будем?
– Конечно.
Обои для замуровывания Земфиры нашлись не просто так. Коридор был недавно обклеен листами под покраску. Адекватного ответа на вопрос, что же там будет нарисовано, от Верочки никто так и не добился.
– Обливай меня краской, только равномерно.
– И танцевать?
– Танцевать всегда.
Верочка любила танцевать по любому поводу. От повода зависело, каким будет танец. То, что он будет, оставалось без сомнения. Сегодня это было страстное танго. Капли краски отлетали от цыганской юбки, местами отпечатывались части тела, нежно впечатанного в стену там и тут. Разноцветная Вселенная играла в пространстве арок и переходов. Первый танец долгожданного лета.
– Теперь ты. Повернись лицом к двери, как будто уходишь.
– Выгнать собралась?
– Never.
– Forever and never again)
Она обвела белой краской силуэт, стремящийся в глубину черной двери.
Пока они отмывались и строили друг другу из нашампуненных волос башни и бороды, сквозь кухонное окно начал пробиваться утренний свет.
– Ты еще не научился останавливать время?
– Нет, это единственное, чего я не могу для тебя сделать.
– Тогда сделай мне чаю. С барбарисками. Освобождаем Земфиру, и я в кровать. Устала.
– Я могу уложить тебя спать и раствориться в пространстве, пока ты не видишь.
– Нет. Давай через дверь. Как люди. Чтобы я чувствовала, что ты настоящий. Когда-нибудь моя сила воли закончится, станет грустно тебя провожать – вот тогда будешь растворяться. А пока еще только середина июня.
– Тогда до завтрашней полуночи, Main hertz)
– Hasta la Vista, mi amore.
Он вышел в дверь, предварительно забыв ее открыть. Прошел сквозь собственный силуэт, оставив за собой только запах шампуня с розмарином на дверном косяке.
Дениска был крайне обаятелен. С таким хрипловато-вкрадчивым голосом, которому бы позавидовал