какой-нибудь мужчина в нашу сторону, так у нас сразу мысль родилась, что мы его сразили своей неземной красотой, а не потому что колготки «поехали» или шапку задом наперед одели. Так что взгляда вполне хватит, чтобы нам померещились свадебные кольца.
– Не вижу, – с досадой ответила Ленка, – Хотя, если честно, то мне по барабану.
– А что такх, – игриво спросила Иринка, – Мужчинами не интересуесси, – и она лукаво засмеялась.
– Почему это не интересуюсь, – Аленка стала оправдываться. Девчонки дружно расхохотались. Она смутилась и настойчиво продолжила, стараясь не замечать неприятного хохота, – Просто у меня в Самаре остался парень, Вовчиком зовут. Мы с ним переписываемся.
– Ой! Любовь – морковь, лямур-абажур, – не унималась Иринка.
– Да, мы недавно познакомились, – Ленка все оправдывалась, – Он мне пишет письма в эпистолярном жанре. Кто знает: может это – моя судьба!
Дни стояли ласковые, безветренные, подобно легкому перышку, но всему наступает конец, наступил конец и бабьему лету… погода неожиданно испортилась. Погода всегда портится неожиданно. Хотя, если смотреть по календарю, то вроде бы уже и положено… Налетел сильный, холодный ветер, принес с собой мелкий, моросящий дождь, который скользил по одежде и пробирался под пологи курток, затекал в сапоги. Воздух пропитался сыростью, а носы – влагой. Промокшее солнце сникло и укрылось в свинцовой перине, и теперь замерзшее небо застегнулось на все пуговицы. Проселочная дорога под сотней ног, неустанно месивших ее целыми днями, превратилась в жидкий кулеш. Ноги, облепленные вязкой жижей напоминали гусеницы трактора «Т-700» и оторвать их от дороги не представлялось никакой возможности, поэтому приходилось скользить по ней как на лыжах. Работать стало совсем невыносимо. Уставшие, промокшие, замерзшие люди большую часть времени теперь стояли, собравшись в кучки, и прячась, друг за друга от ветра.
– Классный у тебя плащик, – дрожащим голосом заметила Аленка, – Болоньевый. У моей мамы тоже такой где-то в огороде висел на пугале,…кажется еще косынка была, – «Надо будет раздеть пугало и забрать», – думала Ленка: «На следующий год пригодится. Ох, как сейчас хорошо бы мне в нем было и косынку надо забрать тоже». Надо сказать, что, находясь посреди поля под дождем и шквалистым ветром, меньше всего думаешь о высокой моде…
– Я тоже сначала в одной польскхой кхуртке ходила, выпендривалась, – заметила Инна, – А потом надоело и привезла ЕГХО летом из дому, после отпускха. Думаю: че такхая хорошая вещь пропадать будет. Кхрасоты кхонечно никхакхой, зато тепло! – Инночка поежилась от восторга и закружилась на месте.
Подошла Серафима Васильевна. Красная шапочка когда-то подернутая набок, теперь плотно сидела на голове наглухо пришпиленная косынкой из целлофанового пакета. И плечи, и живот Серафимы были плотно упакованы в прозрачный полиэтилен.
– Серафима Васильевна, вы прям, как рождественский подарок, вся в целлофане, –