все движется вперед, все бурлит, не желая даже приостановиться. Последней идеей руководства восьмого отдела была очередная перестановка кадров и перевод бюро Маршакова из конструкторской комнаты, где размещались почти все женщины в соседний кабинет, где работали одни мужчины. Переезд длился полгода.. из-за того, что, в четыреста одиннадцатой сидел любимый Гольденберг, и наши квалифицированные специалисты не спешили работать с ним бок о бок. Первым переехал Маршаков, стремясь, подать пример подчиненным, затем, уцелевшие в его бюро, две женщины, давая понять, что ничего в этом страшного нет. Переезд же оставшейся группы мужчин затянулся на месяцы.
Аленка встала из-за стола, взяла небольшую чашечку с тонкими фарфоровыми стенками и направилась между столами. Она медленно шла и вздыхала, качая чашку, как маятник. Дойдя до последнего кульмана, она остановилась и наклонилась над столом, прогнув спину и вытянув вперед руки. Ленка облокотилась на стол, все также раскачивая уже в ладонях чашку и повернув голову почти столкнулась лицом с Любочкой. Красивые вьющимися каштановыми волосы Любы падали на лицо, оставляя только очки. Она оторвала взгляд от лежащего на столе чертежа.
– Слышь, Люб, – Аленка подперла щеку ладонью, – Не хочешь чаю попить? А то что-то работать надоело, уже чертики перед глазами.
– Давай попьем, – Любочка отодвинула чертеж и опустила руку в последний ящик стола, доставая пузатый бокал с синими разводами и немного отбитой ручкой, – Мы выпить чаю всегда рады, нас уговаривать не надо, просить и напоминать тоже.
Аленка с готовностью поставила свою чашку рядом и придвинула к Любочке маленькую баночку.
– У тебя хлеб есть? – Аленка присела на стул и поглядела в проем между досками на входную дверь.
– Что это, ты принесла? – Люба покрутила баночку в руках и с интересом прочитала, – Детское питание. Говядина, – она повернула голову в сторону и обратилась к Константиновой, – Слышь, Люд, дай консервный нож.
Девчонки намазывали бутерброды, когда зазвонил местный телефон (местным телефоном в отделе называли внутреннюю заводскую телефонную связь).
– Можно пригласить Маршакова к телефону, – послышалось в трубке.
– Вы знаете, он весь вышел, – вежливо произнесла Люба – А, что ему передать?
– Передайте ему пять рублей, которые я ему должен, – голос невозмутимо оборвался, перейдя в монотонные гудки.
Она смеялась и смеялась и не могла остановиться, а крошки хлеба все летели и летели, падая на чертежи, комплекты документов, телефон… Входная дверь с силой закрылась, сотрясая стену, и на пороге показался высокий, представительный мужчина сорока двух лет с черной наброшенной на глаза челкой прикрывающей очки. Девчонки мгновенно прильнули к заветной щели между кульманами.
– ЛЮБОВЬ! – громко произнес он, чеканя каждую букву. Он всегда как-то особенно произносил ее имя, вкладывая в него явный подтекст, – Что тебя так развеселило?