не отвечали.
– Ну, Василий Васильевич, как скажешь, ехать, или нет?
– Поезжай, это, кажись, не Калистратыч, – ответил тот.
Вышел пересёлок; ехавшие за разбойниками приостановились у дорожки, идущей влево; кучер слез с саней и начал отпрягать лошадей и ставить их в запряжку, чтобы ехать гуськом.
– Знать, в сторону им нужно, – проговорил Осип, оглядываясь назад.
– А что такое?
– Гуськом запрягают, напугали только нас.
Чуркин так же оглянулся и, удостоверившись, что опасности никакой нет, положил револьвер в карман.
– А ты уж и струсил! – сказал он своему кучеру.
– Чего трусить? Все равно, чему быть, того не миновать, – ответил тот и пустил коней рысью.
Снова начался лес сосен, стоявших как гиганты на корню целые столетия; до них ещё не коснулась рука истребителей богатства края; тихо, спокойно стояли они, даже ветер не тревожил их.
– Экий лес-то какой красивый! – заметил Осип, дав лошадкам передохнуть на несколько минут.
– Хорош, – ответил ему разбойник.
– Так хорош, кажись, в нём бы и остался.
– Соскучишься: голод-то не свой брат, селений близко нет, поживиться нечем.
– А за счёт проезжающих?
– Ну, это ещё как придётся, небось, знаешь пословицу то: «один в поле не воин».
– Как не знать! слыхал кое от кого.
Разговор прекратился, кони вновь понеслись.
Вечерело; лес кончился; вдали показалась соборная колокольня Ирбита; Чуркин и каторжник устремили на неё глаза.
– Ну, вот и город, – показывая вперёд рукою, сказал Осип.
– Вижу, что город, да какой-то у него норов? – шутя ответил разбойник. – Нужно нам быть во всем аккуратными, а главное, не вмешивайся ты в разговор, слушай, сиди и молчи, – прибавил он.
– Кажись, я того и держусь.
– То-то, что нет; слово, брат, – сам знаешь, – не воробей, выпустишь и не поймаешь.
– Нельзя же мне и немым быть, как бы обидевшись, – проворчал каторжник.
– Никто тебя и не заставляет, говори: «да, не знаю», вот и всё.
– Ну, хорошо, так и будет.
– Эй! держи правее, дай нам разъехаться, – кричал какой то проезжий, в овчинном тулупе, ехавший навстречу.
– Что ты с возом, что ли? можешь и сам остановиться, – отвечал ему Осип, продолжая шажком пробираться вперёд.
Чуркин молчал и ждал, что будет дальше.
Ехавший на встречу остановился; Осип прикрикнул на лошадей, они подались вперёд, сани зацепили за другие, встречные и сдвинули их в сугроб; проезжающий начал браниться, каторжник показал ему кулак, тем дело и кончилось.
Стемнело, когда разбойники достигли города и поехали по Банковской улице; в конце её Чуркин спросил у одного бородача, переходившего улицу.
– Любезный, где бы нам постоялый двор отыскать?
– К речке Нице поезжайте, там найдёте, – ответил тот и пошёл своей дорогой.
Приехали к указанному месту и, действительно, нашли там целую линию постоялых дворов, около