так называемого обмена, организованная Конгрессом США со всеми бывшими советскими республиками, предполагала, что школьник едет учиться в страну на год, погружаться в культуру, жить в семье и напитываться новыми навыками и знаниями, чтобы успешно реализовать всё это по возвращении в своё государство. По факту же подавляющее большинство тех, кто так же, как и я, уехал в Штаты по этой программе, либо оставалось там, либо каким-то образом связывало свою дальнейшую судьбу с этой страной. Кто-то умудрялся прикрепиться к американской семье, в которой жил, настолько плотно, что она обеспечивала ему дальнейшее образование, уже в колледже. Кто-то возвращался в Россию, но через несколько лет вновь улетал назад, продолжал обучение, выходил замуж, либо же находил работу в местной компании. Американский образ жизни глубоко пропечатывался в неокрепшем сознании подростков, которые часто прибывали из своих разграбленных, неблагополучных стран и регионов и видели совсем иную, комфортную и обеспеченную жизнь. Мало кто хотел возвращаться к своим убогим условиям. Истинная сущность всей этой программы культурного обмена со временем стала мне предельно очевидна. Главной задачей была откачка лучших мозгов из бывших союзных республик. Они должны были стать ресурсом, обогащающим американскую экономику. Но со мной приключилось нечто совсем иное.
Мы с мамой выбирали подарки будущей американской семье, в которой мне предстояло провести ближайшие одиннадцать месяцев. Смеялись очень, разглядывая симпатичную кружевную кофточку без рукавов:
– Представляешь, как будет забавно, если девочка, с которой ты будешь жить, окажется страшной, рыжей и прыщавой толстухой? Кому тогда достанется этот подарок?
Он так и не достался никому. Кэрри только что перенесла операцию по уменьшению груди. До хирургического вмешательства грудь была настолько огромной, что мешала ей ходить, смещая центр тяжести. Её лицо было усеяно маленькими красными язвочками. Сальный пучок рыжих волос торчал в разные стороны, как осенняя солома. Она была низенькой, толстой, ходила в футболках с изображением разных фруктов и персонажей из мультфильмов. Она была на год старше меня. В душе Кэрри была добрейшим ребёнком, ангелом без каких-либо тёмных мыслей и даже, казалось бы, комплексов.
Когда я вошла в зал аэропорта и увидела табличку со своим именем, урчащий поток надежды, который ещё булькал в моём сознании после диагноза «Техас», перекрыло окончательно. Горячий июльский воздух обжигал ноздри. В районе городка Абилин, да и в других частях Техаса, стояла адская жара. Я шла к автостоянке в сопровождении маленькой рыжей девочки и её безразмерной мамаши Кэтрин, чьи бёдра с трудом уместились на водительское сидение. Кожа на лицах обеих была обильно смазана тональным кремом, который местами облупливался, как старая штукатурка. Когда через четыре месяца на гамбургерах и кока-коле я сама потолстела на пятнадцать килограммов и на моих щеках вылезли бурые прыщики, я точно