но с ценником смокинга.
– Нам нужно где-нибудь остановиться.
– Я хочу домой, – признаюсь я и вдруг вспышкой припоминаю другое свое желание. – Мне нужно позвонить родным, маме или… Где ваш телефон?
– Что вы скажите им?
Его голос становится вкрадчивым, пожалуй, даже осторожным.
– Простите? – я хмурюсь и чувствую, как воздух в салоне становится каменным.
– Что вы скажите родным?
– Что случилось, например.
– Давайте это обговорим, – и он отрывает правую руку от руля, прося у меня короткий тайм-аут. – Я сейчас остановлюсь на обочине, и мы поговорим.
Я не хочу останавливаться, я хочу телефон и родной голос на том конце. Или голос диспетчера 112. Но я молча сижу в машине, которая плавно сворачивает с бетонного полотна и замирает. Итан тоже не двигается некоторое время, проснувшаяся осторожность мешает ему начать говорить.
– И? – не выдерживаю я.
– Нам стоит обсудить то, что произошло.
– Я не хочу сейчас ничего обсуждать. Не в машине на темной обочине.
– У Кирилла сейчас сложное время, – мой тяжелый выдох сбивает его, но он быстро собирается и продолжает давить мелодичным голосом с хрипотцой. – Он совершает странные поступки, я понимаю, недопустимые… Он, наверное, напугал вас.
– Напугал? Черт, вы серьезно? Напугал, – я повторяю это идиотское слово и закрываю лицо ладонями, заставляя себя успокоиться.
– Простите, – произносит он сдавленно.
Его слова неожиданно задели меня, в горле стоит ком, а слезы подступают, и я с силой надавливаю ладонями, чтобы они не потекли по щекам.
– Простите за него, за всё. Я хочу всё уладить, чтобы вы вернулись домой и чтобы не было проблем… Поймите меня правильно, вы можете пойти в полицию, но он уладит это в любом случае. Заплатит… я сам заплачу за него, если будет нужно.
– Вы близкий друг, вы говорили.
– Ему сейчас не нужны неприятности, – Итан пропускает мою шпильку и осторожно дотрагивается до плеча, словно хочет, чтобы я посмотрела в его сторону. – Саша, он поступил ужасно, но я даю гарантии, что он больше не появится в вашей жизни. Давайте забудем, что произошло.
Центральный замок непреклонен, и мое касание до ручки отзывается лишь глухим щелчком.
– Откройте дверь, – прошу я шепотом.
– Вам не стоит…
– Вы даже не спрашиваете, что именно он сделал, – я поворачиваю голову и смотрю ему в глаза. – Сколько продержал у себя? Вам плевать?
– Он не монстр.
– Он болен. Он показывал жуткие фотографии и говорил, что меня хотят убить.
Как мягкая волна, безбрежная, ласковая… Я опускаю лицо, чтобы спрятаться от его взгляда, потому что еще мгновение, и я не справлюсь с собой и потянусь к нему. Он смотрит так участливо, будто и правда готов понять меня. Утешить.
– Столько бреда… Он бредит, Итан.
– Нет, это правда. Не во всем, но такое невозможно выдумать.
Я качаю головой, только прозвучавшие