была в восторге. – Майя при этих словах сына усмехнулась. – Я решил закрепить успех, подарить еще букет.
Богдан стал придирчиво совать нос в охапки цветов, и Майя дальше перестала слушать. Она наклонилась к зеркальцу заднего вида, крепившемуся к приборной панели, и еще раз полюбовалась собой в лихо заломленной шляпке. Да, не зря она купила эту сиреневую фитюльку в Ницце!
В машину сын сел с громадным букетом, в котором мирно уживались розы и герберы, ранункулусы и ромашки и прочий нежный товар. Букетище улегся на колени Майе.
– Дубль два: для прекраснейшей женщины на свете! – сказал Богдан.
Майя рассмеялась и опустила голову к цветам.
– Это у тебя фамильное, – сказала она, – твой отец тоже любил дарить большие букеты.
– Вовсе нет. Но тебе семьдесят семь недавно исполнилось, не могу же я дарить три гвоздики?
Майя наклонила голову: тоже верно.
– А где каллы?
– Не завезли, – развел руками Богдан.
Он завел «дээс» и тронулся.
– По такому случаю предлагаю поехать по адресу: улица Таврическая, двадцать. Тепло домашнего очага, дома и стены помогают, дым отечества нам сладок и приятен, особенно если это дымок над шашлыком… Но домашний борщ – это тоже очень недурно! – вещал Богдан. – Я на многое не рассчитываю. Плов, фаршированный гусь, кулебяка на пять углов – это все потом. Я надеюсь, – скосил он глаза на Майю. – Но борщ-то будет? Ты знаешь, как я скучал все эти годы по твоему борщу! Мам, ты не поверишь, но ни одна москвичка не умеет готовить борщ. Или мне просто не везло?
– Судя по последней москвичке, которую я видела в твоей квартире…
– Это пять лет назад, когда ты впихнула ее вещи в чемодан и выкинула его с балкона? С двенадцатого, на минуточку, этажа?
– Как же звали эту милую девочку? – задумчиво протянула мама. – Оля? Лида?
– Меня не спрашивай, – открестился Богдан.
– Лида. На память я не жалуюсь. Она делала педикюр, водрузив ножки на обеденный стол, и попутно просвещала меня насчет сионистского заговора. И что в Холокосте погибло не шесть миллионов, а гораздо меньше, сущие пустяки… Как с борщом у нее было, не знаю.
– Да, с Лидой у меня промашка вышла, – пожал плечами Богдан.
– А потом, еще прежде я к тебе приезжала. В апреле, на свой день рождения. – Майя перебирала цветы у себя на коленях, вспоминая. – И паршивый же это был день рождения! Ты в тот день уехал на работу и почему-то вернулся с нее в час ночи. А я сидела у тебя дома за накрытым столом, при свечах. Рядом торчала твоя подруга, уж извини, имени не помню, рыженькая… И она весь вечер рыдала мне про то, как хочет за тебя замуж, готова на детей, внуков… Я бы ей посочувствовала, но я ее видела впервые в жизни, а кроме того, она без спроса сморкалась в мой шелковый палантин.
– За это казнить мало! – возмутился Богдан.
– А еще раньше, помнишь, на Новый год я у тебя была? Встречали втроем: я, ты и какая-то девица с цирковым декольте. Молчала всю ночь, как рыба, и улыбалась. Я даже думала, что она немая, пока девочка не попросила передать