свои извинения, мадам, но в настоящее время у нас нет в наличии перчаток подходящего размера для вашей дочери.
– Как это? – Брови Миртл поднялись. – Что за нелепость? Моя дочь даже не примерила ни одной пары!
– Мадам, приношу извинения, – учтиво ответила продавщица, – но я ничем не могу вам помочь.
Когда Сандерли вышли на улицу, до Фейт донеслись оживленные перешептывания из магазина.
– Как странно. – Миртл не могла поверить своим ушам. – Удивительно… О, Фейт, смотри, это же те две леди, с которыми мы вчера познакомились!
И правда, по другой стороне улицы решительно шла черноволосая мисс Хантер в обществе шатенки постарше. Миртл направила в их сторону одну из лучших улыбок и присела в книксене. Взгляд мисс Хантер упал на них, а потом соскользнул, как вода с гуся. Она как ни в чем не бывало повернулась к своей спутнице, что-то обсуждая, и леди продолжили путь, не выказав ни малейшего признака, что узнали Миртл и Фейт.
– Они нас не заметили, – произнесла Миртл дрогнувшим голосом, взгляд у нее был как у испуганного ребенка.
Фейт показалось, что у нее в животе заворочался камень. Беспокойства больше не было, оно сменилось гнетущим ощущением неизбежного. К ним отнеслись пренебрежительно. Пренебрежение – это для тех, кто не достоин внимания. Вчера их приняли в общество Вейна. Но что-то изменилось, ибо сегодня мисс Хантер считала себя вправе игнорировать их.
– Мама… поедем домой? – Фейт посматривала на прохожих, то и дело замечая брошенные украдкой взгляды, и среди них не было ни одного дружелюбного.
– Нет! – Миртл закуталась в накидку. – После этого кошмарного путешествия вдоль берега я намерена увидеть все лучшее, что может предложить этот городишко.
Лавки модисток неожиданно закрывались при их приближении. Продавщица в кондитерской говорила только по-французски и не понимала Миртл, что не мешало ей прекрасно изъясняться с остальными. В маленькой аптеке было так много клиентов, что Сандерли так и не дождались, пока их обслужат.
– Пожалуйста, поедем домой, – тихо взмолилась Фейт, интуитивно чувствуя непрекращающийся град насмешливых взглядов.
– Фейт, ну что ты вечно ноешь? – прошипела Миртл с раскрасневшимся лицом.
В этот момент Фейт почти ненавидела свою мать, и дело было вовсе не в отказе Миртл прекратить пытку унижением – дело было в вопиющей несправедливости ее упрека. Фейт никогда не позволяла себе жаловаться или что-то требовать. С горечью она осознала, что ей каждый день приходится молча переносить обиды. Обвинение в том, что она ноет, было настолько несправедливым, что у нее закружилась голова.
По мере того как они продолжали путь, глаза Миртл стали проясняться.
– Мы отправимся в церковь, – объявила она. – Я говорила мистеру Клэю, что мы, возможно, зайдем, чтобы арендовать скамью.
Коляска отвезла их на вершину холма, и они спешились около маленькой