терять, называй обывательщиной или как хочешь. И минули годы застоя, можно было иметь нормальную работу.
– Сейчас со своим другом встречаешься?
– Приглашает меня на свой день рождения.
– Отмечает его в шикарном холле. Так?.. А каким образом ты влип, что пришлось бежать сюда, на Колыму? И откупиться не смог.
Оказывается, завербовавшим меня не всё было известно. Однако я не собирался рассказывать, как меня посетил представитель банды, занимавшейся обиранием и некрупных бизнесменов.
На следующее утро долговязый дядька не ухаживал джентельменски за Ольгой, как накануне, теперь к ней настойчиво приставал, вместо того чтоб готовить завтрак. Его в тот день назначили дежурным.
После ареста в поселке и поварихи Клавдии и неудачной попытки завербовать повариху из жителей местных готовить еду хотели поручить мне, обещали дополнительно платить. Я отказался, сославшись на то, что никогда не занимался кулинарными занятиями, мою стряпню вряд ли кто-то станет кушать. В результате главным поваром пришлось стать Ольге, для остальных людей отряда, кроме начальника, установили график дежурства. Ольга до того деятельная женщина, что согласилась с новыми, дополнительными для неё обязанностями. И вот в то утро дежурным назначили «новый кадр».
Вместо того чтоб помогать Ольге, дядька при любой возможности хватал женщину за руку, пробовал обнимать, что-то говорил, возможно, признавался в неожиданно вспыхнувшей любви. Даже казалось, он готов оттащить Ольгу от лагеря и изнасиловать, раз она от его притязаний отказывалась, хотя, конечно, попытка окончилась бы для него позором, он только длинный, похвастать силой не мог, тем более имел дело с физически мощной женщиной. Это видели все. Не вмешивался и начальник, хотя обязан был навести порядок. Он имел привычку ходить вблизи лагеря с отсутствующим взглядом – слегка тронувшийся из-за любви к своей профессии, так о нём можно сказать, – и в то утро до завтрака вышагивал туда и обратно в стороне от палаток, никого не замечая, обдумывал и решал геологические проблемы.
Ольга привыкла, чтоб считались с её интересами и желаниями, тут вдруг без стеснения добивались близости с ней, причём в присутствии людей отряда. Только вначале она думала – кавалер шутил, затем стала бить распоясавшегося ухажера по рукам, отталкивала и всё больше раздражалась. Наверняка она запоздало сожалела, что вчера чуть ли не заигрывала с дядькой. Наконец, когда насильник попытался обнять её в очередной раз, она, окончательно рассердившись, с такой силой толкнула наглеца, – это сделать могла, – что тот беспомощно замахал руками, пятясь задом, не устоял на ногах, плашмя повалился на куст кедрового стланика, рассёк о ветки щеку.
Какое-то время дядька не поднимался на ноги, только сполз с куста, болезненно морщился и осторожно прикасался пальцами к повреждённому месту, затем пригрозил:
– Всё равно будешь моей.
– Тебе