беру расчёску со столика около кровати и начинаю с удовольствием причёсываться.
Медсестра Валечка уже сменила бельё и немного ещё замешкалась, что-то поправляя и глядя на меня исподтишка. Кажется, я ей нравлюсь.
Вдруг я прихожу в себя, останавливаюсь, неприятно удивившись самому себе, бросаю расческу и снова растрёпываю волосы. И так каждый раз. Это превращается в кошмар… Валечка испуганно вздрагивает и уходит.
Когда я очутился в онкологической больнице, я был уверен, что живу в городе Свердловске и работаю журналистом. Вот несколько заметок из блокнота – одной из немногих вещей, оставшихся от моей прошлой жизни. Благо, всегда ношу его с собой.
…Совсем недавно пришел в себя – сегодня первый день, когда могу что-то царапать в своем блокноте. Что-то очень любопытное происходит с моими глазами: стоит чуть-чуть изменить угол зрения, и буквы начинают расплываться, иногда мне даже кажется, что они сознательно нагромождаются друг на дружку, издеваясь надо мной. Доктор говорит, что это нормально после операции, и скоро всё пройдет…
Я лежу в новом корпусе онкологической больницы, что на краю нашего города. Больница – просто блеск! Говорят, что это любимое детище нашего губернатора, «на личном контроле» так сказать, поэтому здесь всё на высшем уровне, напоминает булгаковскую клинику доктора Стравинского (мне, по крайней мере). Психиатров, правда, нет – все больше хирурги, но сумасшедших хватает… У всех нас (а в палате нас трое) диагноз один и тот же: опухоль головного мозга, а это, я вам скажу, к сумасшествию очень даже располагает…
…Опять начались головные боли. Валечка вколола мне что-то в ягодицу. Клонит в сон.
Если верить моим часам, то сегодня 24-е число. Значит, я здесь уже пять дней (и все пять помню очень смутно). ПЯТЬ! Начхать на эту «утку», да и на санитарку-дуру тоже. Перетерплю как-нибудь… Главное, очень хочется вспомнить всё, что со мной случилось!
Помню вот что: стоял первый теплый день мая, и я в своей куртке «кожзам» просто изнывал от жары. Ещё бы – всю неделю погода делала жуткие выкрутасы: днём, как правило, шёл дождь, временами переходящий в снег. И когда я этим утром увидел на термометре +8 (было семь утра), то, естественно, надел куртку. Пожалеть об этом пришлось ближе к обеду – по моим ощущениям к этому времени температура была уже около двадцати градусов, и я весь взмок, пока шёл от редакции к Дому Культуры.
Накануне я брал интервью у директорши этого заведения – стервозной бабы под сорок, – и в тот день нёс на её суд уже готовый текст статьи. Мне, помню, ещё не очень повезло – когда пришел, у неё в кабинете была «оперативка». Сунул было нос, но, увидев её, распекающую с десяток своих сотрудниц, поспешно убрался обратно в коридор, сел на стул и вынул книжку, чтобы скоротать время.
Чтение, однако, не шло – я вспомнил, что мне сказали в редакции про эту бабу: «Вредная как сам черт, журналистов терпеть не может. Смотри – всю душу вынет!» Я вытащил из сумки и медленно