А котов – философия.
Я не могла не засмеяться. И он тоже смеялся, проигнорировав мой вопрос.
Я попробовала снова:
– Так что с письмом?
Я внимательно смотрела на Джека, но ничего: он не покраснел, не запнулся, рука его не задрожала и не остановилась, он не выронил корм и не отвернулся от меня.
– Что с ним?
Джек нагнулся и стал насыпать корм в миски. Моцарт лизнул ему руку, оставив на пальце влажное пятно. Джек цыкнул на него, потом погладил Себастьяна по спине. Моцарт сунул морду в пакет, и Джек рассмеялся.
Потом взгляд его черных глаз остановился на мне.
– Все никак не могу перестать о нем думать, – продолжала я. Мысли в голове выскакивали в беспорядке, налезая друг на друга, как лемминги, падающие с обрыва. – Я все гадала… там ведь было про Дугласа, который что-то сделал?
– Мэтт Дуглас – наш старый друг, – ответил Джек. – Он напал на одного типа, отлупил его возле бара.
– Вот как? – Я переспросила, но уже почувствовала, как уходит напряжение из шеи и плеч.
– Угу. Это было, конечно, странно.
Он выпрямился и убрал пакет с кормом.
На меня пахнуло маслом «Олбас» – у Джека была осенняя простуда, – и сладковатый аромат напомнил мне, как в детстве родители капали масло на мою подушку. У меня всегда глаза слезились от его запаха. И сестра его не любила, когда мы спали в одной комнате.
– Там было что-то про «зверское преступление», в том письме. Звучит серьезно, – я не могла остановиться. Про себя еще вспомнила, как Чарли извинялся, что вытащил эту историю.
– Ну, можно сказать, драка была зверская. – Джек нахмурился и пожал плечами. – И началась внезапно. Тот парень ударил Мэтта бутылкой, и Мэтт слишком сильно дал ему в зубы, так, что череп треснул.
– И зачем Чарли писать тебе об этом?
– Не знаю. Видимо, наткнулся на какую-то статью.
– Он же там извинялся, что снова ворошит эту историю.
– Да, это неприятно было. Для каждого из нас.
Конечно, извинения адресату, это не значит, что история о нем. Но ведь там было именно: «твою историю».
Я старалась не слишком пристально наблюдать за Джеком, но это было увлекательно. Кажется, ему было все равно, словно ничего необычного или он превосходный лжец. Лицо его было совершенно бесстрастно. И все же я не могла забыть, как его лицо изменилось, когда он только прочел письмо. Или мне это показалось?
Он погладил Моцарта, поднял на меня глаза и улыбнулся. Тост как раз был готов, и запах плавленого сыра вызвал у меня тошноту – привет от первого триместра. Разговор продолжился. Мне казалось, что наш диалог – это отплывающая лодка. Веревки быстро скользили из рук по мере того, как мы удалялись от берега, и скоро будет уже слишком поздно, чтобы притянуть лодку обратно. Это и заставило меня бросить якорь, остановить лодку:
– Так это не имеет к тебе отношения? – я натужно засмеялась. – Ты не был замешан?
Я не могла не спросить.
Джек медленно обернулся. Тост обжигал ему пальцы, и Джек бросил его на поднос. Я раскрыла все