то время у меня был абонемент в спортзале в центре города, и я записал туда двух парней. Я подумал, что возможно, занятия пойдут им на пользу. Они могли бы научиться жить в режиме, контролировать свою жизнь и что-то в ней изменить. У них могла появиться хоть какая-то надежда на будущее.
Мне нравилось работать лично с этими ребятами. Я возил их в спортзал, мы катались на баллонах по маленькой речке, которая текла через город. Мне нравилось такое общение с ними. А законно ли это было? Не знаю. Во всяком случае, в моей должностной инструкции ничего об этом не говорилось. Я просто хотел дать им всё лучшее. Если бы я был пациентом, то, скорее всего, именно этого мне бы хотелось. Если бы мой психолог давал мне выбор между катанием на баллонах или посещением групповых встреч и приёмом лекарств, можете догадаться, каким бы оказался мой выбор, особенно, если тебе двадцать три года.
Я пытался сделать что-то другое для этих ребят, так же, как и обучить их жизненным навыкам. Если бы я взял их на реку Дешутес, может быть, в следующий раз они собрались бы вместе и сделали бы это самостоятельно. Все другие обращались с ними, как с больными, говоря им принимать таблетки и ходить на консультации. А как насчёт настоящей жизни?
Акцент ставился на то, чтобы пациенты смогли находиться в обществе: знали, что есть место, где они могут остановиться, что они не нарушают закон, могли бы принимать лекарства, получать деньги и не оказывались в больнице. Если всё шло по плану, то тебя считали классным специалистом. Но это существование, а не жизнь. В этом большая разница. Да, всё это очень важно, но в результате получается нуль, потому что человек просто сидит в квартире и гниёт.
Как я и говорил, такая работа была не каждому по плечу, иногда она могла даже привести к депрессии. Например, как-то я навещал одного парня, госпитализированного за членовредительство. Он очень сильно порезал себя ножом из-за того, что стыдился своего тела. Это было грустное зрелище.
Особенно нравился мне пациент, которого я назову Глен. Двадцатилетний парень страдал биполярным расстройством. Мне позвонили из полиции и сообщили о его аресте. До болезни у Глена была работа, любимая девушка и ребёнок. Заболев, он лишился всего. Его сумасшествие было абсолютно неконтролируемым, просто из ряда вон. Он выкрасил своё тело в красный цвет и мог танцевать голым на вершине здания в центре Олимпии. Конечно же его упекли в тюрьму. Там сразу же поняли, что с головой у него не всё в порядке, и позвонили мне. После осмотра я направил его в Западную государственную больницу (самый большой в штате госпиталь для умалишенных), где его продержали 90 дней. Когда он оттуда вышел, всё было в порядке, потому что Глен принимал лекарства. Он был умён, грустен, мог чётко выражать свои мысли. Он точно знал, что произошло в его жизни. Иногда у биполярников и шизофреников случаются моменты просветления, во время которых они и осознают, что как-то не складывается их жизнь, но в большинстве случаев этого не происходит. Большую часть времени они находятся в состоянии