они вынуждали меня выпустить их руки, чтобы они могли скрыться в волнах и пойти ко дну.
Мне суждено было остаться здесь навсегда.
Здесь, в Никогда, где я уже не стану взрослой.
Никогда не обзаведусь семьей.
Никогда не влюблюсь.
Я была бессмертным вампиром, не получая от этого никаких плюшек. Ни завораживающей красоты, ни золотистых глаз и мерцающей кожи, ни способности бегать со скоростью триста миль в час и переворачивать машины.
Я была призраком, лишенным сверхъестественных способностей. Я не могла включать и выключать телевизор без всяких приспособлений или вращать головы фарфоровых кукол на триста шестьдесят градусов, доводя нормальных людей до нервного срыва. Я не могла вселиться в младенца, привести его в зомби-транс и заставить выйти в гостиную посреди ночи, чтобы его запечатлела какая-нибудь дрожащая камера.
Я была тикающими часами в мире, где не существовало времени.
Без времени все теряло смысл. Никогда прежде я не осознавала, насколько ход времени важен для поддержания интереса к чему бы то ни было. Он задавал конечный срок, запал, темп, азарт. Без него все стояло на месте, дожидаясь непонятно чего.
В самые черные моменты я думала о Джиме.
Я приехала в Уинкрофт, желая выяснить, что с ним случилось. Теперь даже этот вопрос, который весь прошлый год неотступно крутился у меня в мозгу, побледнел и скукожился перед лицом Никогда, точно гусеница на асфальте под палящим солнцем.
В тот вечер, когда мы поссорились, произошло вот что. Я вернулась из кино и едва переступила порог, как услышала вопли, доносившиеся со второго этажа. Я бросилась вверх по лестнице. Судя по всему, они заперлись в ванной, примыкавшей к хозяйской спальне.
Я постучалась:
– У вас все в порядке?
В ответ послышались приглушенные смешки.
– Скоро уже голосование.
Снова смех.
– Эй?
Дверь распахнулась. На пороге стояла Уитли, в большом, не по размеру, красном вечернем платье со стразами. Ее жирно и небрежно подведенные глаза налились кровью. На бортике ванны, точно обессилевшая пантера, висел Киплинг. Кэннон сидел на туалетном столике с банданой, повязанной лихо, на пиратский манер. Судя по раскрасневшимся лицам и куче пустых бутылок из-под «Дом Периньона», беспорядочно разбросанных по кафельному полу, они были пьяны в дым.
– Приветствуем тебя, Сестра Би, – церемонно обратилась ко мне Уитли. – Мы не намерены в нем участвовать. Никогда.
– Что?
– Мы не будем голосовать. Мы останемся в Уинкрофте до скончания веков. Ясно? – При виде выражения на моем лице она закатила глаза. – Господи, Би, хватит уже нянчиться со всеми вокруг. Можешь изображать из себя самоотверженную святошу хоть до посинения – все равно тебя не выберут. И вообще, скорее черви сожрут мой труп, чем я дам какой-то паршивой матери Терезе шанс остаться в живых. Это идет вразрез с моей жизненной философией. Чтобы жить, нужно хорошенько вываляться в грязи. Если ты ни разу не падал в грязь, то, считай, ничего в жизни не сделал.
– Я не мать