поначалу. И ушли они с Дитаном. И с тех пор работали они вдали от семей, и лишь некоторые из них возвращались, – ушибленные или вконец измученные тяжким трудом, – а вместо них уходили другие.
И так прошел год, и от добра Аврамова лишь убывало все это время на пропитание, которого все никак не хватало. И решил уже Аврам уйти на следующий год в Ханаан, пока последнего добра не лишился, но вернулся как раз в то время Дитан с караваном очередным и сказал, что голод там стоит пуще прежнего, и стал стращать Аврама бедами. И не решился Аврам выйти. А в утешение Аврама придумал Дитан устроить мастерские на фараоновой дороге. И сказал он Авраму, что будет им польза совместная от этого предприятия. Пообещал и землю купить, и мастерские выстроить, и товаром необходимым снабжать, и подати сам выплачивать. Только и попросил он у Аврама людей мастеровых да Лота над ними. Лота – обязательно. А Лот тогда на строительстве работал с другими мужчинами, оставив Хавиву с дочерью в поместье на попечении матери девушки и Сары. И согласился Аврам, понимая, что и согласия его не ждут – разве будет его слушать Лот? И поначалу не было пользы никакой от мастерских. Да и после пользы большой не было. И когда прошел еще год, уже и не с чем было выходить Авраму из Мисра – даже на обратную дорогу едва ли хватило бы им остатков добра прежнего. Все ушло, что наживалось долгими годами – и стадо, и золото, и уважение людей. Никому не нужны были теперь слова его поучительные, и никто не слушал приказов его – были у людей его теперь приказчики другие. И каждый сам теперь кормился, как мог, и содержал семью свою. А Аврам из вождя народа своего стал для всех стариком обычным бессильным, которого содержала жена трудом вынужденным. И никогда еще прежде не чувствовал Аврам отчаяния безвыходного, как в те дни. И никогда еще прежде не чувствовал такой ничтожности своей перед Богом, которому все продолжал молиться упорно, хотя и без прежнего пыла. И только думал он – за что Бог отвернулся от него, что совершил он отвратного?..
И вспоминалась ему гора Азур,38 на которой по приказу Аврама совершил отец несчастный заклание чада своего. И что казалось ему тогда делом благим, поучительным, вызывало теперь сомнение и страх греха непрощенного. И вспоминались ему будто знаки предупреждающие, которые явил ему Бог в тот день роковой. И как ребенок связанный бился неистово головой о камень жертвенника. И как нож выпадал дважды из дрожащей руки отца. И как Гошеа угодливый, которому приказал Аврам держать ноги ребенка, вдруг взвыл от страха и отскочил, увидев гада под ногами своими, выползшего неизвестно откуда. И как над вершиной вдруг ветер смерчом пронесся в тот самый миг, когда брызнула кровь первая из горла надрезанного – и отбросил нож отец. А потом дело закончил тот же Гошеа – нельзя ведь было так оставлять. И даже костер жертвенный не хотел сразу загораться – видно неугодно было приношение нечистое Господу, и в последний раз послал он предупреждение свое неразумному Авраму. Но и тут Аврам приказал довести дело до конца. И сожгли тело. И заставил Аврам вдыхать людей пришедших смрад греха. И заставил смотреть, как