оторвался от земли и стал набирать высоту. На табло загорелись привычные надписи «Не курить» и «Пристегнуть ремни», но на них мало кто обращал внимание. Впрочем, если запах дыма сигарет явно и не ощущался, то количество вольно прогуливающихся по салону пассажиров, находящихся в различной степени трезвости, едва ли не превышало число сидящих в креслах.
Стюардесс, обслуживающих пассажиров и следящих за порядком, штатное расписание экипажа не предусматривало, и распитие веселящих напитков военно-морской братией, празднующей своё поступление в академию, никем не пресекалось. А если вспомнить, что досмотр вещей при посадке на борт не производился, а к самолёту нас и вовсе подвезли на автобусах, укомплектованных согласно спискам ещё у стен академии, то происходящее было вполне объяснимым. Правда, и здесь не обошлось без накладок, свойственных гражданской авиации. Перед посадкой в самолёт нас несколько раз возили из «Пулково-2» в «Пулково-1» и обратно, пытаясь правильно организовать беспрепятственный допуск к лайнеру, и в итоге мы оказались на борту часа через три после прибытия в аэропорт.
Нам с товарищами праздновать было особо нечего, хотя возможность таковая и имелась. Каждый из нас, согласно уговору, вёз с собой что-то из спиртного – на всякий случай. Приходить в гости с пустыми руками было не принято. Рассчитывать на покупку алкогольного напитка на месте не приходилось – горбачёвская борьба с зелёным змием это, практически, исключало.
Я расположился в своём кресле в позе, максимально близкой к горизонтальной и располагающей ко сну. Обстановка гомона и веселья, царящая в салоне, временами перекрывала своим шумом рокот турбин и мало способствовала расслаблению. Моих товарищей эти мелочи, похоже, совершенно не беспокоили, и через какое-то время они уже пребывали в царствии Морфея. Я вертелся в кресле и завидовал врождённой способности некоторых счастливчиков совершенно не реагировать на внешние раздражители. Напрасно считают, что это качество ценно только для профессии пожарника – в море тоже важно уметь использовать каждую возможность для короткого сна в промежутках между вахтами и тревогами. Какие тревоги в мирное время – спросите вы. Не знаю, как на корабле, но на подводной лодке каждую ночь нам нужно было по тревоге всплывать на сеанс связи и уточнение своего места. А если между вахтами, с учётом процедур смены и вечернего чая, на сон оставалось меньше шести часов, а всплытие происходило аккурат в середине ночного отдыха и занимало около часа, и днём спать не положено – вот и считайте сам. В общем, были у меня тогда с этим проблемы. Заснуть мне всё же удалось, но произошло это уже ближе к концу полёта.
Утро встретило нас лёгким содроганием фюзеляжа, вызванным касанием шасси взлётно-посадочной полосы. Ставших уже привычными аплодисментов и сообщения командира о посадке и температуре воздуха в пункте прилёта не последовало. Публика вяло потягивалась