суда, в Германии же Гогенцоллернам позволено жить в изгнании. В России так называемая капиталистическая экономическая система остановлена и парализована, в том числе вследствие физического уничтожения «буржуазии», в Германии, включая Баварию, не было российских крайностей ни в политике, ни в социальных вопросах. Тем не менее признаки этого кризиса первой двухлетки послевоенного времени выглядят такими угрожающими, что многие члены общества, в частности политиканы, смирились и, уверовав в неизбежность катаклизма, отказались от любой формы сопротивления, даже пассивной: в то время, как итальянские лавочники вручали ключи Трудовым палатам, идеологи демократии и большая часть буржуазии в мыслях и действиях, часто необдуманных, склонялись влево, все шире распространяя в массах убежденность, что старый мир, правый, обречен на смерть. К чему привело это ожидание в душах и действиях трудящихся масс мы видим во вчерашней печальной хронике.
Нет сомнений, что конец 1920 демонстрирует кульминацию социального «левого» кризиса в Европе. Но за пятнадцать месяцев, прошедших с тех пор до сегодняшнего дня, ситуация изменилась. Маятник качнулся вправо. После революционной волны, вот она реакционная волна; после «красного» периода, вот он «белый». Как бывает, нация, которая более решительно бросилась «влево», начинает быстрее двигаться «вправо»: Россия. Русский миф уже развеялся. С востока уже не идут «лучи сета». С русского востока приходят ужасные новости о голоде и смерти; из Петрограда доходят отчаянные крики социалистов и анархистов, возмущенных реакционизмом Ленина. Профессор Ульянов сегодня это царь, который точно следует политике Романова. Возможно, акс-профессор не думал, что его карьера станет реакционной, но, очевидно, правительства должны адаптироваться к народам и русский народ, огромная человеческая толпа терпеливых пассивных восточных фаталистов, неспособен жить на свободе: нуждается в тиране, как, впрочем, и многие остальные народы, в том числе западные, которые находятся в поиске институтов, идей, людей, представляющих твердые жизненные ориентиры, надежный берег, куда, хотя бы на время, может причалить душа, уставшая от ошибок.
Можно сказать (..), что Германия имеет особое значение в этом социальном повороте вправо современного мира. И не только та Германия, которую называют буржуазной, устояла против левых нападок (подтверждение тому – конец железнодорожной забастовки), интересен и другой феномен сегодняшней Германии – сопротивление ее рабочего движения русскому влиянию.
Большевизм не смог заразить немецкое рабочее движение (..) Правда в том, что немецкие рабочие массы остались вне русского большевизма, он стал монополией мелких сект, которые не играют никакой роли в жизни Германии. Достаточно вспомнить, что категорические противоречия между социалистом и большевизмом были продемонстрированы самым большим теоретиком большевизма, Каутским. Бесполезно расследовать,