страх за свою жизнь, за жизнь мамы и, конечно же, моего дорогого папы, который уже сам понимал, что конец его близок. Он принял весть о своей болезни спокойно. Я ни разу не видела в нем ни малейших признаков борьбы или отчаянного желания жить. Папа, конечно, не стремился скорее умереть, но и цепляться за жизнь он не хотел. В его взгляде всегда царили покой и безмятежность. Каждый раз, сажая меня на свои исхудалые колени, он проводил рукой по моим мягким волосам, вонзая в них как гребни свои длинные бледные пальцы. Когда папа засыпал, я сидела рядом и смотрела на то как вздымается его грудь. Я никогда не думала, что папа может умереть. Даже саму сущность смерти я тогда совсем не понимала. Но как-то раз мама сказала мне, что когда человек умирает он, перестаёт дышать. Я тогда попробовала не дышать хотя бы несколько секунд и в первый раз тогда ко мне пришло осознание, что не дышать долго ни получается. Порой я просыпалась по ночам, потому что боялась, что во сне забуду дышать и умру. Я садилась на своей кровати и громко отрывисто дышала, глубоко вздымая грудь, будто бы старалась заранее надышаться, чтобы если что случиться во сне, то мне хватило кислорода, чтобы выжить до того как я проснусь.
Дни эти были для меня самыми тяжелыми и мучительными. Папа всегда улыбался и делал вид, что ему не больно. Но я видела, что с каждым днем его голова все больше обрастет клешнями и щупальцами. Когда они начинали шевелиться и сдавливать папины виски, то папа начинал дергаться в страшных конвульсиях, широко раскрыв глаза, вытянув шею. Руки и ноги мелко и часто тряслись, щеки и веки поддергивались, на губах выступали белые пузыри. Страшная судорога сковывала все его тело и я как будто слышала звук электрического тока, который проходит по всем его мышцам. «Эпилептические припадки – говорил доктор. – опухоль давит на его мозг.» В такие секунды, когда я видела невидимую сторону его мучений, казалось, что еще немного и я впаду в истерику. Но папа всегда держал меня за руку и успокаивал. Нередко рядом с нами был еще и Мартин. Да, теперь мы виделись не только в школе. Но даже в больнице у папиной койки, я не желала видеть его. Мне не хотелось, чтобы папа с ним общался больше чем со мной. Этого и не было. Мартин просто сидел рядом, и молчал. Изредка он мог положить свою голову на его грудь и уснуть. Тогда я осторожно, чтобы не разбудить папу, выталкивала его голову, и занимала всю папину грудь сама. Приходилось отвоевывать свое место. Мартин вел себя иначе. Он не дразнил и не обзывал меня. Вообще он всегда выглядел старше чем он есть на самом деле, а рядом с больным папой он был совсем как взрослый.
Мама и тетя Оксана сидели вместе либо в коридоре, либо в палате. Когда тетя Оксана помогала папе переодеть пижаму, мама в этот момент качала на руках двойняшек. Мама не подходила к папе слишком часто. А когда папу нужно было покормить или помочь что-либо сделать, то она звала тетю Оксану.
Как-то раз я проснулась