Не могу сказать, что эта пауза была неловкой, скорее всего нам нужно было эта короткое молчание, чтобы рассмотреть друг друга получше. Я тщательно изучала свою новую собеседницу. Ее выпрямленная гордая осанка, тонкие ручки, выточенный гибкий стан. Она выглядела как-то очень величественно и это отличало ее от всех остальных людей, которых я когда-либо встречала. Мита так же пристально осматривала меня. Я не могла знать о чем она думает. Но однозначно было то, что ее во мне что-то тоже ни мало удивляло, ибо взгляд ее был полон необъяснимого испуга и в то же время едва сдерживаемым любопытством.
– Тебе нравится балет? – наконец, нарушив молчание, спросила Мита.
– Да, очень. Но у нас тут нет нормальной школы.
– Знаешь, а ведь я могу с тобой немного позаниматься, но только если ты никому обо мне не будешь рассказывать. – внезапно предложила моя новая знакомая.
От неожиданности я даже на минуту потеряла дар речи. Мита смотрела на меня своими большими глазами, в которых отражалось моё застывшее от удивления лицо. Она выглядела спокойно. Будто каждый день ей приходилось предлагать незнакомым девочкам вроде меня заниматься с ней балетом. Да еще и в тайне от всех. На мгновение я растерялась, но взяв в себя я в руки, так энергично закивала, что даже насмешила Миту. Она смеялась так же легко и непринужденно, как и разговаривала. Звонкая и такая искренняя трель полилась из ее груди, когда она начала смеяться, что я тут же живо представила мелкий весенний дождик, который звучными каплями постукивал по крыше старого чердака. Но самое главное было в ее смехе то как она это делала. Даже если бы я сидела за десятью закрытыми окнами и не слышала бы ее голоса, но видела бы только ее лицо, то все равно я бы начала смеяться сама не зная над чем. Настолько был заразительным этот смех, и эта улбыка. Смеялись не только ее губы, но и все ее лицо, все ее тело. Даже не знаю как это описать. Мне всегда казалось, что смех начинается с губ, но у нее как будто все было наоборот. Словно импульс к улыбке давали эти большие шелковые глаза. Именно они начинали улыбаться первыми, сжимаясь, и становясь похожим на перевернутый рог молодого месяца. Под глазами тут же набухали озорные мешочки. За этими мешочками подтягивались розовые округлые щеки, и только потом за щеками тянулись верх уголки губ. А как только губы ее приоткрывались, тут же лился журчащий поток почти что детского смеха. Не знаю как еще объяснить то как она смеялась, но было в ее смехе нечто особенное, то чего я раньше в других не замечала. Глядя на то как она забавляется, мне почему-то тоже стало весело. Так что какое-то время мы вместе посмеялись. А потом она провела пальцами по тем же набухшим мешочкам под глазами, и сказала, что очень рада будет со мной заниматься. Ведь я по ее словам была такая забавная. А я в свою очередь была на седьмом небе от счастья. Неужели я буду заниматься балетом? Как же легко и быстро все произошло. Меня даже ни чуть не покоробило ее условие о том, чтобы я никому не рассказывала о ней. Даже не вызвала во мне ни малейшего интереса такая странная просьба. Я вообще была таким ребенком без лишних «почему» да «зачем». Мама нередко хвасталась тете Оксане за чашкой чая, что я у нее