побочным, а не запланированным.
Прошу простить меня за умные слова, но в реке со временем установился новый биоценоз (биологическое равновесие). Никакое равновесие, даже физическое, сразу не устанавливается. Понадобился не один десяток лет, чтобы рыбалка на Юрюзани стала удовлетворять хотя бы рыболовов-любителей, для которых и пара голавликов уже радость. Хариуса очень мало и поныне, голавль есть, но совсем не в том количестве, есть щука. Зато попадается и крупный окунь. Мулёк и прочая мелочь оказались жертвой – они исчезли, видимо, надолго, если не навсегда, а это ставит крест на возрождении былого рыбного изобилия в Юрюзани.
Удочкой я ловил сорогу, иногда попадались некрупные голавлики. Для этого надо было пройти на полкилометра ниже Калмаша в сторону Кисетовки, где была заводь, и бросать насадку к самой струе. Как я уже сказал, ловить крупную рыбу меня научил Гим Бакеев. У него к этому делу был какой-то особенный талант. Он мог выйти из дома с удочкой и прямо с берега, где полоскали бельё, наловить голавлей. Другие сидели с удочкой часами – и ничего. К тому же отец Бакеевых был сплавщиком, и у него была лодка. Самым распространённым способом в то время была ловля «на лопаточку», по иному – на роспуск. Вся снасть состояла из деревянной лопаточки, на которую наматывалась леска с крючком, все 100 метров. Лодка ставилась на якорь выше предполагаемого участка ловли, насаживалась насадка и леска спускалась по течению. Юрюзань быстрая, леска до дна не опускается. Отмотав несколько метров лески, её несколько раз дёргали. Если клёва не было, отпускали дальше. Клёв чувствовался прямо рукой. Ловить с лодки можно было вдвоём, сидя у кормы по бортам. Так ловили хариуса, которого там называют харюзом, и голавлей. Обычная насадка – кузнечик: на голавль самые большие, саранча или зелёный певчий, что сидит на высокой траве или на кустах, а на хариуса – кобылки. По клёву уже было ясно, кто сидит на крючке. Хариус дёргался и к лодке шёл по поверхности, вертясь на крючке, поэтому часто срывался. Голавль, наоборот, тянул вглубь и вбок, как бычок. Иной раз тянешь – ну, думаешь, огромный. А подтянешь – так себе. Иногда попадались ельцы, но с этого места надо было уходить, приличной рыбы там не будет. Окунь в то время в реке не водился. Река была очень рыбная, и об этом тоже ещё будет речь. Обычно мы ловили хариусов напротив конца Калмаша, иногда сплавлялись на перекат в начале Кисетовки. Как-то раз мы просто плыли через реку, Гим правил (отталкивался шестом ото дна), а я просто смотрел в воду. И вдруг я увидел, что на дно как бы упала тень. Это была огромная стая хариусов, границ которой видно не было, рыбины шли спина к спине.
Однажды мы рыбачили долго и на куканах висело уже по нескольку харюзов – у Гима, конечно, больше. Поставили лодку, поднялись на берег, и тут на Гима набросились родители. Ругали его по-татарски – я, конечно, ничего не понял, но рыбалка, как уже было сказано, в большинстве семей