ну тебя, Матрена! Ты этот кошелек потеряла три года назад, – запшикали со всех сторон.
– Имей совесть, подруга! Дай другим угадать.
Однако никто не угадал. Никто даже приблизительно не назвал суммы, которая лежала в кошельке. Ильинична поняла, что из фермерских никто не терял кошелек. Никто не терял его и из механизаторов, хотя все в один голос уверяли, что кошелек потерян именно ими.
– Вот покажи, Ильинишна!
– Не покажу. Вы сами должны знать.
– Как же мы можем знать? А может, это и не кошелек вовсе, а портмоне? Тогда, выходит, что ты нас вводишь в заблуждение?
«А ведь точно, – подумала Елена Ильинична. – Это скорее, портмоне. Тогда его потерял кто-то из администрации».
Но, как выяснилось, из административных работников также никто не терял кошелька. Хотя нет. Конечно, теряли! Причем и портмоне и кошельки одновременно, однако данный кошелек, или портмоне (пес его знает, в чем разница?) не терял никто.
Что оставалось бедной женщине? Пустить эти деньги на хозяйственные нужды. Это получилось само собой. Елена Ильинична ни в коем случае не хотела присваивать чужие деньги. Она намеривалась отдать их потерявшему по первому требованию, если он опишет кошелек и назовет точную сумму, или хотя бы близкую к точной. Однако таковой не объявлялся, и не было никаких предпосылок, что объявится.
Когда слишком прижало с крышей, Елена Ильинична решила взять из кошелька сто шестьдесят рублей на ее починку. Но только взаймы. После того, как крыша была приведена в порядок, начала превращаться в труху завалинка. Пришлось взять взаймы и на завалинку. А что делать? Не лежать же деньгам без движения? Это приводит к их удешевлению. Так, кажется, пишут в газетах. Хотя этот процесс не совсем понятен для рядовой доярки. Не об этом сейчас разговор. Словом, таким образом, в течение полугода были потрачены все деньги из найденного кошелька. С одной стороны, Елена Ильинична приходила в ужас от мысли, что объявится хозяин и нужно будет наскрести эту сумму, а с другой стороны – хозяйка в глубине души радовалось, что теперь у нее с домом и с хозяйством – чин чинарем.
Однако видимо Господу не угодно, чтобы люди жили в радости слишком долго. Не прошло и трех месяцев, навалились новые заботы. В Ташкенте умер отец, наотрез отказавшийся переезжать в Россию.
– Я русский! С какой стати я должен возвращаться на родину в качестве беженца! – заявил он своей дочери с зятем, собравшимся бежать на историческую родину. – Я тут провел полжизни. Здесь моя родина!
– Так ведь убьют же ни за что! – взмолилась дочь.
– Убьют, значит, такова моя судьба, – вздохнул шестидесятитрехлетний отец, и остался в Ташкенте, заявив, что здесь могила его жены.
Как стало известно потом Елене Ильиничне, его вынудили переехать из трехкомнатной квартиры в центре Ташкента в какую-то коммунальную дыру на окраину города. А ведь Ташкент после