Горбунок. – Вон за тем синим забором – дом Корнея Чуковского. За тем серым – Бориса Пастернака.
Жанетта потерла виски:
– Она говорит? Верно, я спятила?
– Все нормалек, – я с аристократической вежливостью взял ее за локоток. – Просто у меня в друзьях джинн и говорящая зебра.
Жанетта рухнула на ветхую скамейку:
– Я крейзанулась! Где мои акриловые краски? Это же подарок вдовы Пикассо?
– Айн момент! – воздел в небо указательный палец джинн. – Это мой недогляд. Исправлю.
Крутнулся, протянул г-же Клюевой набор испанских красок.
Жанетта вскочила:
– Значит, с мозгами у меня все в порядке?!
48.
Сразу же к Жанетте я ощутил симпатию. Может, меня заворожил ее вельветовый костюмчик, сплошь заляпанный пестрыми красками. Или эти огромные детские ресницы над наивными, чуток лоховскими, глазами. Не знаю!
Я проводил Жанетту домой. Жила она в крохотной квартирке в Хрустальном переулке, настолько в центре Москвы, что из окон оказались видны рубиновые звезды на Спасской башне. Иногда в арочном проеме мелькал даже светлый образ Президента РФ.
Мы с Жанеттой остались тет-а-тет. Джинна и Горбунка я попросил вернуться в мое родовое гнездо, в Перово.
Жилье Жанетты напоминало мастерскую. По всем стенам развешены холсты. Золотистые шторы все в кляксах масляной краски. Даже толстый сибирский кот Маркиз сиял замысловатым колером. Усы у него отливали радугой.
– Вот здесь, Юрок, я и обитаю, – грустно усмехнулась Жанетта. – Пишу картины и грежу о всемирной славе. Самая крутая моя удача – продажа холста за сто евриков.
– Все впереди, – сурово нахмурился я.
– Ах, если бы… Знаешь, холодильник мой пуст. Зато есть бутылочка отличнейшего массандровского портвейна.
– А я, как назло, не взял денег. Или джинна с собой. Он мой живой кошелек.
– Как-нибудь перебьемся… Главное мы одни и рядом.
– Я, что же, нравлюсь тебе?
– Оч-чень!
Жанетта поставила на стол два бокала сапфирового стекла. Достала из тумбочки заповедный портвейн.
– Ну, Юрочка, вздрогнем?
– Вздрогнем, милая!
Портвейн огненным колесом покатился по жилам. Я взглянул на Жанетту со всей доступной мне пристальностью. Гусиные лапки морщинок в уголках нежно-лазоревых глаз. На виске, средь льняных кудрей, отблескивал серебряный волос. Однако какая высокая и вольная грудь, внезапная на этом худеньком теле? А этот обалденный изгиб бедра на грубой табуретке?
Жанетта спросила меня интимным шепотом:
– Как ты, Юрочка, жил?
И я ей поведал о пылких и неутомимых гетерах Шанхая. Про битву с нильским саблезубым крокодилом. Про тайную встречу с императором Японии Хурахито, которого я лечил травами от затяжной импотенции.
– Какая насыщенная судьба! – восхищенно облизнулась Жанетта. – Мне же и рассказывать не о чем… Пять неудачных замужеств. Был даже какой-то вертлявый француз,