факт необъяснимый буквально ничем, если прочие удачные, и даже блестящие свои прогнозы Порфирий объяснял вначале собственным мастерством и искусностью, а затем, после долгих раздумий, добавил к мастерству и искусности ещё и честность, и даже, с течением времени начал придавать этому качеству решающее значение, ему стало казаться, что если очень долго говорить одну правду, а потом однажды соврать, то это враньё загадочным образом превратиться в правду, и вот теперь от всех его построений не осталось камня на камне, в чём же дело? ― задумался Порфирий, думал, думал, и не находил никакого ответа.
Вспомнилось, как однажды ему удался восхитительный прогноз, когда дело касалось судеб всего Дикого Поля, когда он предсказал повторение бунта черни и дворцового переворота, в момент когда прогрессивные граждане торжествовали победу, он вдруг высказал грозное предостережение, и предсказал повторение событий, повторный, спустя два года бунт, тогда несколько здравомыслящих граждан, а в Диком Поле их всего трое, трое совершенно незнакомых друг с другом мыслителей, один ― автор Планетария, и два персонажа того же Планетария, но об этом потом, так вот, все трое подумали, и подумали совершенно синхронно, мол надо-же, зачем он говорит такую глупость, он говорит это во вред себе, во вред своей репутации, как же он этого не понимает?
Порфирий прекрасно понимал, что прогноз его крайне неуместен и контрконъектурен, но ничего не мог с собой поделать.
В глубине души Порфирий, несмотря на шутовской колпак, и демонстративному заглядыванию в трубу телескопа, к тому же телескопа сломанного, без возможности фокусировки, Порфирий и купил его по дешёвке, уверив продавца, что обязательно починит, да так и не починил, Порфирий считал себя человеком в каком-то смысле святым.
И, как ни странно, в этом была некоторая доля правды, пусть со множеством натяжек, но он по всей видимости Порфирий имел достаточные основания так думать о собственной персоне.
Разумеется творческий путь Порфирия не был усыпан розами.
Попадались и больно ранящие шипы.
Однажды, и эта история долго доставляла астрологу болезненные воспоминания, он был подвергнут публичному глумлению и насмешке со стороны невежи, франта и позёра, анналы истории до сей поры хранят эту забавную сценку, её не трудно разыскать и ознакомиться, когда невежа, франт и позёр, что не мешало ему быть блестящим историком и контрпропагандистом, и кроме того, в силу многогранности дарования, режиссёром, оперным певцом, ценителем старинного фарфора, стилистом, знатоком множества искусств etc.
Разумеется он не мог подозревать в авторе «Звёздного ключа к сердцу мужчины» и «Календаря огородника» честного и беспристрастного исследователя.
И подверг его публичному глумлению.
Подверг насмешке, и, что особенно нехорошо, насмешке по поводу сучившейся с астрологом житейской трагедии.
– Несколькими