кипения было ему чуждо. И говорил всегда. – Деньги – это навоз. Нынче нет, а завтра воз. – Но и воз воспалял нутро. Чем больше их, тем, следовательно, больше надо, но как таковых услаждений и приятностей не наступало, одна лишь чёртова блевотина и болезнь изнурительных ощущений опутывала сетями очень настойчиво и ярко.
Нельзя, просто невозможно оторваться от проектов безволия одними своими усилиями, нужна помощь. Не людская, а свыше… А этой помощи ждать без откровений трудно, а откровения приобретаются навыками молитв, а молитвам не обучен… Ничего не сложилось в жизни на добротной воле и по любви к святым достаткам.
Светка сказала на это ему. – Мужья дарят жёнам золото, а ты всё разматываешь впустую… – Сказала не потому, что ей нужны какие-то там драгоценности, напротив, она никогда не любила эти побрякушки носить на себе, но лишь бы привлечь мужа на серьёзность и важность семейных отношений.
Но в ответ услыхала от Генки:
– Ты сама у меня – золото.
И оба рассмеялись. Что ж, вот и идея земного порядка сложилась как-то странно, но сложилась ведь. Ни уговоры, ни ссоры дел, однако, не меняли. Запойные узлы уже туго и прочно стянули шею. А сама петля давно ожидала пропадавшего мужика.
Мрак безволия сидел внутри него неотступно и звал к себе на утомительных часах ожидания. И он шагал навстречу уверенным шагом, шагал один, потому что и семья осталась вне всяких дум и использованных чувств, и друзья были уподоблены ветру сомнений, сами пили безбожно и рыли яму погибели.
Но и Тот, Кто постоянно осеменял тело роста жизнью бурь и невзгод, Тот тоже Молчал на Запредельном Покое, а Генка спотыкался, падал и не мог уже подняться из рутины греха самостоятельно. Вряд ли печать, поставленная на него и тяготевшая Волею Свыше, способна победить не свои устроения нравов, а навеянные вражьим (бесовским) насилием только по человеческому хотению.
Озверелая жажда утомляла так откровенно и примитивно, что оставалось лишь сунуть голову в петлю и сунуть поскорее, дабы забыться… Петля была исходом всего, завершением прочих болезней, кои измучивали и вымучили в конец.
Кто-то скажет на покалеченной мудрости:
– Это не выход!
Да, не выход! Но есть ли у вас, господа премудрые и говорливые, есть ли у вас ответ истинного, а не призрачного спасения, когда не словá помогут обрести мир чувств, а надёжная символика станет твёрдым камнем, а не шатким! Где и как скопить волю правильных решений, искромсанных прежде смертью крови на дыхании ада?
Что? нет достойного ответа?!
Совсем нет?
Ну?
Тогда не выказывайте свою глупость, не подсовывайте своих язв, пусть и осиянных благодатью всемогущественного света, а может и не света вовсе, а самóю тьмой, от коей одни напасти да тревоги? Все, все живут не от своих желаний и условий, а от тех, которые предложены с момента рождения и потому всякие формы осуждений, пусть и нужных по виду, не прольют долю верности на дух, если уже изначала бытия в Книге Судьбы записано, кому