в лоскуты от взрывной волны, пороховые газы, неся в себе с огромной скоростью, частички сажи, проникли под кожу, сделав местами их лица и тела серого цвета, осколки от гранаты, в большинстве своем достигли цели, и посекли их всех в фарш. Двое из пятерых были еще в сознании, они корчились от боли, и один из них истошно кричал:
– А-а-а-а!… Помогите!… Мама!… А-а-а-а!… Помогите!…
Сергей все правильно рассчитал, но при этом, сильно рисковал сам. Брось он гранату сразу, то у дедов был бы шанс спастись, т. к. эфка взрывается через четыре секунды, после отпускания чеки. И если б они, моментально среагировали, и отскочили в стороны, упав на пол, то могли остаться живы. К тому же, взорвись граната на полу – у нее была бы гораздо ниже поражающая способность. А в этом случае, она, влетев в палатку, разорвалась между дедами, сидящим на кроватях друг против друга, на уровне груди – эффект поражения был максимален, на сколько это возможно. Но при этом, ошибись Сергей хоть на сотою долю секунды – он сам бы стал жертвой подрыва.
Савельев, полежав еще пару минут, поднялся, посмотрел по сторонам – отовсюду, на взрыв, бежали бойцы и офицеры. Спокойно отряхнувшись от пыли, он подошел к лежащим дедам. Явно разглядев в окровавленных, бездвижно лежащих телах, двух из «Святой троицы», пошел к огромному, корчившемуся от боли Зарубину, который к этому времени сел на пол, и оперся на перевернутую кровать. Он прикрывал своими огромными лапами раны на животе и груди, совершенно не замечая, что у него над бровью огромная дырка, из которой, пульсирующе, вытекает кровь. Николай не кричал, как другой дедушка, а только как то кряхтя, не сильно дергался всем телом в разные стороны, смотря одним глазом потому, что другой был залит кровью. Сергей присел напротив него, заглянул ему в единственный глаз и спросил:
– Что, больно Колек? – но Зарубин ничего не ответил, он просто не слышал его, да и вряд ли бы ответил, ему было не до него – страх в расширенном зрачке, говорил о том, что он чувствовал, как из него начинает выходить жизнь.
Посмотрев еще несколько секунд на то, как дергается и кряхтит Николай, и не дождавшись ответа, Савельев добавил:
– И мне было больно, – и встав, опять пошел уверенным, твердым шагом в штаб полка.
Войдя в штаб, он застал там какую-то суматоху – все офицеры бегали туда сюда, перекрикиваясь между собой; возле него проскочило двое бойцов, и чуть не сбив его с ног, вылетели на улицу; дежурный по полку бесперебойно звонил куда-то, крича не своим голосом:
– Алло!… Алло!… Седьмой?! Что у вас там нахрен произошло?… А, это не у вас? А где это еб. ло? Не знаете? Это не духи жахнули?… А кто тогда нах..й знает, что случилось?… – Потом, покрутив ручку на коммутационном телефоне, продолжал:
– Соедините меня с четвертым!… Алло!… Четвертый! Где это еб. ло?.. Чем вы там вообще на х..й занимаетесь?…
В эту минуту, Сергей, встав напротив дежурного по полку, и отдавая честь, четко чеканя слова выпалил:
– Товарищ капитан! Разрешите обратиться!?
– Иди на х..й