красноречие и пустило в ход.
– О-о! Во Франции знают мои песни?!
– Ну конечно! Такие замечательные хиты слушают все европейцы – приверженцы японской культуры!
Я бесстрашно взглянула в янтарные глаза. В тот момент они были масляными, прямо как у мартовского кота.
В пятнадцати метрах от нас, ушки на макушке, девушки, замерев, следили за всем, что происходило в нашем углу. Накамура-сан тоже краем глаза поглядывал. Затем с горечью, как мне показалось, склонился над бумагами.
Режиссёр хлопнул в ладоши:
– Итак… Нагао-сан! Фуджи-сан! Прошу вас… Вальс!
На этот раз Нагао-сан вальсировал не как журавль, а точно кубинский мачо. Он то и дело поглядывал на меня: «Ну как?» Я складывала в кольцо большой и указательный пальцы – «ОК!» – и тут же перехватывала ревнивые взгляды Татьяны. О боже!
До конца репетиции я сидела, вжавшись в стул и спрятавшись за колонну.
Вечером, после обнадёживающего разговора с мамой, я легла и стала анализировать своё поведение. Глаза мартовского кота… Нет! Он меня не возьмёт своей популярностью, гипнотическим взглядом и роковым шармом! И уснула с мыслями: «Завтра нужно встать пораньше, часов в пять, вымыть голову, накрутиться на бигуди… А может, пойти в дорогую парикмахерскую и сделать авангардную стрижку для длинных волос?»
Глава 11
Интересно, почему это увядающие краски осеннего сквера у Токийской башни становятся всё насыщеннее и ярче? А птицы? Грядёт зима, а они щебечут всё веселей и беспечней?
Репетиция проходила как обычно, с той лишь разницей, что мне пришлось сесть рядом с пожилым актёром Абэ-сан, как он с поклонами представился, не отодвигая коленей и не втягивая живот на предмет увеличения тесного расстояния между нами. На моём месте, рядом с Татьяной Рохлецовой, находилась Агнесса… Таким образом у меня отняли привилегию прятаться за колонну.
Нагао-сан с молодецкой стрижкой сидел, не сутулясь, как раньше, а с прямой спиной заправского танцора. Янтарные глаза были направлены не в сторону колонны, воздвигнутой прямо напротив его местонахождения. Смотрел он в наш угол. Наверное, на господина Абэ.
В пятиминутных перерывах мы вежливо беседовали с моим соседом и даже смеялись. Он всю жизнь играл мелкие роли, порой по нескольку месяцев сидел без гарантий, ожидая приглашений на новые спектакли. Забавно махнув рукой, Абэ-сан признался:
– Знаете, у нас в Японии есть поговорка: три дня побудешь актёром или бомжом – и всё, влип на всю жизнь! Другого не захочешь.
– Тогда и я, Абэ-сан, если не получу новых ролей, то стану бомжихой.
– О-хо-хо… Ну да… То есть нет… Вы молоды и всё у вас сложится благополучно…
Абэ-сан был на удивление откровенным японцем, говорил прямо, без обиняков, то, что у него на уме. В разумных пределах то есть. Коллег не критиковал, об администрации плохо не отзывался. Это был мелкий актёр, не озлобленный на шоу-бизнес, с маленькими гарантиями, но и без риска попасть в «бомжи».
В следующий короткий перерыв я вышла в rest room, а за мной последовал, чуть ли не наступая