столом, так же складным, как и вся мебель, что едет с нами. Как было в военных походах…
Лёгкий мёд в чарках на столе. Карты расстелены с отмеченными на них картами, список какой-то, у Сигурда научилась записки делать…
Я помнил, что написали наши товарищи том послании: форт заразили нарочно, отравив воду в колодце. И подозревали, что это сделали норвеи…
– Норвеи… – она смотрит на меня, и я вижу, что она понимает что-то, до чего ещё не дошёл я. – Норвеи – кочевники и мореходы, цепляющиеся за клочки каменистой почвы на той стороне Западных гор. Временами они набегают грабить наши земли в особенно голодные года. Но предпринять такую вылазку… Да ещё почти по всей границе. Только в Эйстане совсем нет заболевших, совсем мало в Бергстопе.
– В Асбине вообще нет, – добавляю я.
– Вот! – она подняла палец, сверкнув глазами.
Берёт свои записки:
– Смотри: весь Норборн, северо-запад Брандстана, половина Грёнавара, одна деревня в Бергстопе, а в Эйстане и Асбине…
Смотрит на меня:
– Не понимаешь до сих пор?
Тогда она раздвигает клочки пергамента, накрывающие карту, где она отмечала заражённые деревни…
И я вижу по этим картинкам, что вся зараза на севере. Чем дальше на юг, тем меньше точек. Я поднял глаза на неё:
– Ты сочтёшь меня бараном, но всё равно не понимаю.
Сигню смотрит на меня:
– Кто, по-твоему, руководит этим?
– Руководит урманами?! – усмехнулся я удивлённо. – Да они почти дикари!
– И я о том же! Чем ближе к Асбину, тем меньше чумы. Даже в сонборгских землях она только на самом севере.
– Ты намекаешь, что норвеев навёл Ньорд? – изумляюсь я.
– Если их кто-то ведёт, то это может быть только он.
– Не может этого быть. Чтобы Ньорд… Зачем?
Сигню берёт чарку в руки.
– Мне страшно подумать, зачем. Но… возможно, он хочет Свею.
– Против Сигурда? Асбин против свей Свеи?! Да ты что, Сигню?! – воскликнул я, вон она куда клонила! – Да что он безумец-самоубийца?! Зачем ему?! Никогда Асбин не выдюжит против всей Свеи. Даже вместе с Гёттландским куском и норвеями или урманами, как ни назови, чёрт с ними, если ты так думаешь.
Она опять смотрит на меня. Да она просто не знает Ньорда, он кажется ей пьяницей и грубияном, поэтому она считает его таким опасным. Так любая женщина решила бы.
Сигню поморщилась:
– Давай не будем вспоминать о моей женской глупости, и о вашем счастливом совместном с Ньордом детстве. Вы все давно выросли.
– Люди не меняются.
– Мы не всегда можем разглядеть всё в тех, кого знаем всю жизнь, – говорит она. – Мы привыкаем видеть их такими, какими они казались нам в нашем детстве. Поверь, я много открытий сделала в своих самых близких людях, с тех пор, как повзрослела. Почти никто не остался тем, кем был для меня, когда я была ребёнком.
– Это ты изменилась, выросла, стала дроттнинг, – возразил я.
Она не спорит больше, оставаясь при своём странном