И ты представляешь?!! – он глубоко затягивается сигаретой и выдыхает плотные клубы дыма через ноздри, как старый побитый молью дракон. – Представляешь: я её только оттрахал… лежу голый, курю. Хуй не падает! Ну, молодой был, понятно…
– Чего?! Кого ты там оттрахал? – я поднимаю голову от эскизов и прислушиваюсь к его монотонному бормотанию.
– Бестолочь. Котлеты почему не съела?! Я кому целую сковороду нажарил?! Думал, помру, пока фарш этот тебе прокручивал! Рука-то у меня одна! Иди жри, говорю, котлеты!!! Без слез на тебя не взглянешь: ни рожи, ни жопы. Тьфу!
– Да, съем я потом. Чего ты там рассказывал? Начни сначала, а то бормочет себе под нос не пойми чего!
– Брось свои каракули и сядь поближе. Потом нарисуешь.
Я складываю карандаши в пенал и забираюсь с ногами на старый кожаный диван, на котором лежит он, устало откинувшись на подушки. Его сигарета заканчивается в несколько затяжек и от неё же он прикуривает следующую. Одна бесконечно тлеющая сигарета в его жёлтых от никотина пальцах.
– Жена у меня была. Третья… Четвёртая… Нихрена уже не помню! Не важно. Ну, официально мы не были расписаны. Но я хотел… Она прям ждала, а это мужика всегда отпугивает, знаешь… Чего-то так потом и не сложилось. Но ебалась хорошо. Самозабвенно! Перед женитьбой вседа в ебле провериться надо, слышишь?! В ебле всегда проверяйся, Тинка, прежде чем замуж выйти! – вдруг его взгляд внезапно светлеет, делается молодым и задорным, а сам он даже слегка привстает на диване, – Тинка! Вот, ты за меня замуж пойдёшь? Не смотри, что я старый глухой пидорас, зато я тебе мозги ебать не буду. Хочешь замуж за дедушку? А, Чудовище?..
– Нет.
– А почему не хочешь? Кобенишься? Противно тебе, да? Некрасивый?..
– Не пойду, сказала! Отстань. И ты знаешь, что не противно. Не в этом дело.
– Да ты не переживай. Я всё равно умру скоро. Я же старенький. Мне много не надо. Поцелуешь дедушку перед сном и иди ебись, с кем хочешь. Замужней-то всё проще… Ну, давай… Поцелуй… Ну… Я зна-ааю, что ты отменная соска! Я тебя чувствую… Засранка!
Я отпихиваю его здоровую руку, которой он весьма бесцеремонно гладит меня по ноге и вскакиваю с дивана.
– Сейчас уеду! Сказала, отстань от меня! Или рассказывай, или не отвлекай. Мне рисовать надо.
– Пиздец. Что за баба? Ну хоть потрогай… Смотри какой… Я когда-то был ебака грозный. Ну иди сюда… Тамара Сергевна, блядь, ну, не мучай ты меня!!! Ты же моя предпоследняя любовь… – глубоко затягивается и прикуривает следующую, – всегда говори «предпоследняя», поняла?! Тинка, ты роскошная барышня. Тебе кто-нибудь говорил это?
– Нет.
– Так, вот, запомни. Роскошная. А я в этом кое-чего понимаю. И я не пиздю.
Передо мной на диване, развалившись в подушках, лежит огромный некрасивый 64-летний голый мужик с тлеющей сигаретой в руке. Пузатый. Абсолютно белые его волосы зачёсаны назад. Когда-то они были рыжими. Левая часть его тела парализована и неподвижна. Он насквозь пропитан запахом никотина и лекарств. Он матершинник, скабрёзник и хулиган, не признающий ни царей, ни богов. Садист и тиран, сломавший судьбы не одной бабе, которые все были когда-то влюблены в него до беспамятства. Законченный циник и редкая сволочь. Ненавидит и презирает всех людей. Знаток, аферист и высочайший делец в мире искусства.
Он такой же (как и я) Демон и ещё абсолютный и однозначный Гений. Почти несуществующий вид.
И поэтому я прощаю ему все его гаденькие подколы и шуточки.
Мне с ним легко, и мне нравится у него учиться, а ему нравится и интересно меня учить.
Мы встретились с ним однажды случайно и больше он уже почему-то не выпускал меня из поля своего зрения, всё сильнее и сильнее затягивая в свою воронку.
– Ну, вооот… Лежу, значит, я голый на её кровати, а хуй и не думает падать, – кидает на меня быстрый хитрый взгляд, – небось, и не знаешь, как хуй-то приличный выглядит! – заходится громким кашляющим смехом, который переходит в лёгкий удушающий астматический приступ, который держит его за горло минут пять и заставляет отплёвываться и слюнявить бесконечные салфетки. Вскоре удушье ослабляет свою стальную хватку и оставляет его практически без сил, как был, на диване с тлеющей сигаретой в его пока ещё живой руке.
Он прав. Мне, действительно, нравится слегка издеваться над ним.
Это добавляет нашему с ним общению какой-то необъяснимой остроты и азарта. Нам весело друг с другом.
Это наша с ним игра.
И мы оба принимаем эти правила.
– Так, вот, лежу я… И тут дверь в комнату открывается, и заходит её 9-летняя дочь!
Глава 2
– И тут дверь в комнату открывается, и заходит её 9-летняя дочь!.. – он подвешивает долгую драматическую паузу и смотрит на меня в ожидании реакции.
– Ты хоть одеялом-то прикрылся?
– Какой там! – довольно хрюкая, он откидывается в подушки и начинает сотрясаться в диком, почти истерическом, клёкоте, –